Города из центров управления превращались в центры производства, а из центров производства — в центры недовольства. Шаваш очутился на самом дне. Веселые девицы посылали его с записочками к клиентам; они норовили заплатить за поручение жарким поцелуем, но мальчик неизменно добывал за услугу лепешку или монетку; толстые рыночные торговки давали его товар для постоянных клиентов и узнавали от него о приближающихся проверках; не одна воровская шайка положила глаз на шустрого мальчишку и прикармливала его поручениями. Но Шаваш выполнял лишь мелкие просьбы и умел стушеваться, когда речь шла о серьезном деле; связи Шаваша были весьма обширны, но ни одна связь не превращалась в зависимость, и жилось Шавашу голодно.
В городе Шаваш выучился грамоте. Он слушал глашатаев, зачитывавших толпе указы, запоминал текст наизусть и, когда все расходились, оставался у указного листа, сверяя значки со запомненными словами.
Шаваш понял, что красть у частного лица — опасно, потому что частное лицо хорошо бережется; красть у государства — опасно, потому что за это строго наказывают; самое же лучшее — красть ворованное. Тем и жил.
Никто в столице не знал точно, каким образом малолетний воришка исхитрился продать себя в дом одного из самых высокопоставленных вельмож империи, государева наставника Андарза. Не прошло и года — Андарз и Нан устроили маленького раба в лицей Белого Бужвы. Теперь запоздало поговаривали, что все дело в том, что Андарз?де неравнодушен к хорошеньким мальчикам. Но при чем здесь Нан?
Через шесть лет Шаваш с отличием кончил лицей, и Нан взял его к себе в управу.
Нет, недаром сказано в «Наставлениях сына» императора Веспшанки: «В империи и сын пастуха может стать первым министром».
Шаваш отослал свою подарочную корзинку вдове Увинь вместе с письмоводителем Имией, вхожим, на правах доверенного служащего, в личный дом покойного судьи.
Вскорости Имия, маленький, верткий человечек с красными слезящимися глазками, вернулся и доложил, что скорбящая вдова счастлива принять секретаря столичного инспектора.
— А барышня?то, — сказал письмоводитель, помаргивая красным глазком, — в малом саду гуляет. — И откланялся.
Шаваш вспомнил, как почти нечаянно столкнулся с барышней утром в покоях вдовы. Барышне было восемнадцать лет, звали ее Ильва, что означало «белая лилия», и, несмотря на свой заплаканный и грустный вид, лилия была необычайно хороша. Ильва как можно натуральнее испугалась, увидев незнакомого молодого человека, и Шаваш понял, что нечаянная встреча была тщательно продумана вдовой, желавшей показать блестящему молодому чиновнику свое прелестное дитя.
Песчаная дорожка возле пруда была разлинована в косую клетку двумя лунами, траву вокруг устилали лепестки опавших цветов. Шаваш, большой охотник до искусства сажать свой корешок, улыбнулся, углубляясь в сад, — никак это вдова сама послала барышню погулять в весенних сумерках…
Но Ильва у нижней беседки была не одна.
Она сидела на легкой резной скамейке, и рядом с ней стояла корзинка с живыми орхидеями, что само по себе было скандально: во время траура полагается дарить лишь мертвые цветы. У корзинки стоял человек, которого Шаваш легко признал: это был давешний посыльный наместника, Ишмик. Это что значит: увел из под носа у Шаваша одну девку, а теперь отбирает вторую? Молодой чиновник невольно и страшно оскалился.
Ишмик наклонился и сорвал с клумбы большой розовощекий пион. Он присел на корточки перед Ильвой и протянул ей цветок. Но слова, последовавшие за подарком, мало напоминали слова влюбленного:
— Вот этот пион, — сказал Ишмик, — три дня, как вы не имеете права его сорвать; цветет слива — но вы уже не отведаете ее осенью; вы даже не дождетесь урожая мушмулы…
— Это наш сад, — капризно сказала девушка.
— Это сад господина городского судьи, — покачал головой Ишмик, — не человека, а должности. Как только будет назначен новый судья, вам с матерью и братцем придется покинуть этот дом. Вы отвергаете брак, а через год будете рады стать простой наложницей! Вам не нравится наместник, а через год вы согласитесь выйти замуж за городского писца!
— Я дочь городского судьи, я не могу быть пятой женой!
Ишмик засмеялся.
— Что же прикажете господину наместнику — отравить остальных? Ваш отец не успел позаботиться о семье, вас ждет нищета. Вы ходили по улицам Нижнего Города, Ильва? Вы знаете, как выглядит нищета, как она пахнет? Не орхидеями, барышня, и даже не инчем…
Шаваш слушал внимательно, уцепившись за влажные и шероховатые ветви вишни.
— У нас есть друзья! — сказала девушка, кусая губы.
— Друзья вашего отца — друзья господина наместника. Они не станут помогать вам.
— Мы уедем к дяде в Ламассу.
— Но Ламасса — это тоже Харайн, и господин наместник лишь из чувства дружбы к вашему отцу утвердил дядю ее налоговым инспектором. Во что превратится ваша жизнь у человека, который благодаря вашему упрямству перестал соответствовать должности?
Ильва перегнулась пополам и начала тихонько всхлипывать.
— Послушайте, барышня, — сказал Ишмик. — Я тоже кого?то люблю, но есть обстоятельства, когда надо любовь запихать в рукав. Хотите, наместник даст вашему милому должность при зерне и сыре?