Судебная управа дышала всеми запахами и ароматами: всяк спешил с визитной карточкой и подарочной корзинкой. Шаваш извинялся за инспектора, пребывавшего в монастыре, и расспрашивал гостей сам.
Посетители церемонно кланялись. Речь их начиналась со сравнений: сравнения уподобляли чиновника из столицы волу с обвязанными копытами, которого выпускают на влажное поле, дабы вытоптать сорняки и сравнять землю… Их слова были почтительны и вкрадчивы.
Они были унижены самим существованием столицы и возвышены самим разговором с человеком из центра мира.
Посыльный господина аравана принес скромную корзинку фруктов и с ней записку: араван Нарай ждет господина Нана ровно (так!) в час Росы.
Подарки господина наместника стоили столько, что если бы их продать, вполне можно было б купить небольшой чин при сельской управе. Наместник приглашал господина Нана в любое время. Кроме того, посыльный, — звали его Ишмик, — передал наместниково же письмо с просьбой освободить девицу Ниту. На письме стояла большая печать вишневого цвета и с полным титулом. С буквами были соединены всяческие звери земные и подводные, и по искусности изображения все сильно приближалось к божественности.
Ничего невероятного в том, что наместник отличал девицу для катанья верхом, не было, — но совершенно невероятно было, чтобы об этом умолчала сама девица.
Шаваш повертел письмо в руках. Посыльный видимо, неправильно истолковал задумчивость Шаваша, и вынул из рукава приятно звякнувший сверток размером с детский кулак. Шаваш немедленно накрыл сверток случившейся рядом папкой и всплеснул руками:
— Разве это просьба! Это пустяк! Вечно эти судейские хватают невинных людей!
И тут же вручил посыльному указ об освобождении девицы. Ишмик прижал указ к сердцу и покинул кабинет. Шаваш прошел на галерею второго этажа, раздвинул плети росовяника и огромных синих глициний и стал глядеть во двор. Секретарь наместника, Ишмик, уже нетерпеливо постукивал во дворе сапожками. Прошло немного времени, — двое ярыжек вывели девицу Ниту. Девица подбежала к посыльному, повисла рыбкой у него на шее и, кажется, зарыдала. Ишмик поднял ее на руки и понес со двора. Нес он ее как?то так бережно, что Шаваш даже позавидовал. Шаваш сорвал большую синюю глицинию, воткнул ее в волосы и вернулся в кабинет.
Все было как будто ясно. Ишмик с Нитой были любовники, и Ишмик попросил наместника замолвить за Ниту словечко. Господа, почему бы наместнику не исполнить просьбу своего слуги?
Все было ясно. Но. Во?первых, в «собственноручном» письме наместника имелось две грамматические ошибки. Наместник Вашхог был выпускником лицея Белого Бужвы. Выпускники лицея Белого Бужвы могут упиться в зюзю, но грамматических ошибок они не сделают.
Во?вторых, передав на словах такую безобидную вещь, как приглашение в гости, наместник скрепил официальной печатью письмо, которое Нан при желании мог бы использовать для доказательства его аморальности.
И в?третьих, что самое главное, — по доносу Шавашу было известно, что вчера наместник, во время пирушки, эту печать потерял. Или его у нее украли. Кстати, по тому же доносу выходило, что самоотверженный любовник Ишмик, который не побоялся поставить на поддельном письме пропавшую печать, занимается у наместника поручениями особой гнусности.
Отлично, господин Ишмик, отлично! Теперь вы у нас на крючке! Мы сунем вам письмо в глаза и кулак в зубы, и через две минуты мы будем знать о делах наместника все… То есть двух минут тут вряд ли хватит. Судя по объему жалоб, откровения ваши займут труд пяти переписчиков в течение этак трех часов…
Шаваш продолжал заниматься бумагами и принимать просителей.
Протоколы допросов бунтовщиков сгорели, а в оставшихся не разобрался бы сам восьмиглазый судья Бужва: умышлялся мятеж, нет ли. Из чего следовало, что судья сам толком не знал, какие выбивать показания и с кем он, собственно, с наместником или араваном.
А теперь судья мертв, и в соседнем зале возносят молитвы о его душе: да минует она благополучно все сто небес и займет свое место в управе великого Вея; да судит она споры туч и гор и посылает всем живущим высокую воду в каналах… И намерения покойника, как и всякого прочего бога, каждый толковал так, как это было выгодно его покровителю.
Впрочем, тема наместника возникла еще раз, вползши в кабинет вместе со старшим землемерным инспектором Ушвеном.
Впрочем, тема наместника возникла еще раз, вползши в кабинет вместе со старшим землемерным инспектором Ушвеном. Ушвен, делая круглые глаза стал жаловаться на кощунственные выходки наместника: шутка ли, в присутствии гостей заставлял своего любимца?мальчика изображать блуд со статуей Бужвы! А сын еще и еще лучше — участвовал неделю назад в церемонии в честь Иттинь…
— Каково падение нравов, — заметил Ушвен, — сын чиновника, кончив школу в столице, спешит не на место назначения, а к отцу, вместо службы углубляется в гадания, — и сколь пакостные!
Шаваш улыбался, слушая, лицо его стало схожим с кошачьей мордочкой древнего Бужвы. Когда Шавашу было восемнадцать, у него не было ни времени, ни денег на мерзостные таинства Иттинь, и уверенность в будущем он приобретал другими средствами. От сверхъестественных сил Шаваш зависеть не собирался и потому существования их не признавал.