— У нас есть несколько свидетелей, которые видели тебя наедине с Ямамото возле клуба «Площадка» примерно в десять часов вечера двадцатого июля. Если не ошибаюсь, это был вторник. Эти люди утверждают, что ты спустил парня с лестницы.
— Ну… примерно так все и было.
— Примерно так… А что было потом?
— Не знаю.
— Знаешь. Парень исчез. Нам нужно знать, что ты делал после драки.
Сатакэ порылся в памяти, но ничего не обнаружил. Может быть, он пошел домой, а может быть, задержался на какое-то время в клубе. Второй вариант выглядел предпочтительнее.
— Оставались кое-какие дела, так что я вернулся в клуб.
— Неужели? А вот твои служащие сообщили нам, что ты ушел сразу после стычки с Ямамото.
— Да? Возможно. Значит, я поехал домой и лег спать. Кунигаса сложил руки на груди и с нескрываемой издевкой смотрел на Сатакэ.
— Так что ты сделал?
— Поехал домой.
— А нам сказали, что ты всегда задерживаешься до закрытия. Почему же в ту ночь уехал так рано? Тебе это не кажется немного странным?
— Устал, потому и вернулся домой.
Он не врал. Теперь Сатакэ вспомнил: после стычки с Ямамото он действительно отправился домой, не заглядывая ни в один из клубов, и уснул с включенным телевизором. Было бы, конечно, лучше, если бы он остался в «Площадке», но теперь жалеть уже поздно.
— Ты был один?
— Конечно.
— И отчего же так устал?
— Я провел все утро в клубе, занимался с девочками, возил их по городу. Потом встречался с Кунимацу, менеджером казино. В общем, целый день на работе.
— И о чем же ты разговаривал с Кунимацу? Может, о том, как избавиться от тела, а? Кунимацу нам все рассказал.
— Не смешите меня. Что за бред! Вы это суду собираетесь рассказывать? Я веду бизнес, у меня клуб и казино. Все, точка.
— Не делай из меня дурака! — взревел вдруг Кунигаса, привставая со стула. — Тоже мне бизнесмен! Клуб у него, видите ли! Казино! Черта с два! Мы все о тебе знаем. И о той женщине, которую ты сначала изнасиловал, а потом задушил. Сколько на ней было ран? Двадцать? Тридцать? Ты резал ее и при этом трахал до посинения. Что, не так? Ты ведь так развлекаешься, Сатакэ? Долбаный урод, вот ты кто. Меня чуть не вырвало, когда читал дело. И как это получилось, что такой ублюдок вышел на свободу всего лишь через семь лет? Кто-нибудь может мне это объяснить?
Пот выходил из Сатакэ через все поры. Тело стало влажным и липким. Крышку ада, того ада, который он так тщательно скрывал от всех, включая самого себя, срывали у него на глазах. Перед ним встало искаженное предсмертными муками лицо женщины. Черные сны оживали, ледяной рукой ползли по спине.
— Ты от этого так потеешь? — продолжал Кунигаса.
— Тебе от этого так жарко?
— Нет… просто…
— Ну давай же, выкладывай. Облегчи душу.
— Вы ошибаетесь. Я его не убивал. Я стал другим человеком.
— Все вы так говорите. А вот я по собственному опыту знаю, что те, кто убивает забавы ради, после первого раза не останавливаются.
Забавы ради? От слов детектива у него пошла кругом голова. Сатакэ чувствовал себя так, словно его огрели молотом. И все же он нашел силы с безразличным видом пожать плечами, хотя душа кричала: «Все было не так! Не забавы ради! Не для удовольствия! Наслаждение было в другом, в том, чтобы разделить с ней смерть». В тот миг он не чувствовал ничего, кроме любви. Вот почему она так и осталась его единственной женщиной. Вот почему она навсегда привязала его к себе. Ему вовсе не доставило «удовольствия» убивать ее. Но как объяснить это все им? Как выразить все в одном слове?
— Вы ошибаетесь, — сказал Сатакэ, глядя себе под ноги.
— Может быть, — согласился Кунигаса. — Только мы сделаем все, что только в наших силах, чтобы доказать обратное. Так что можешь ничего не говорить.
Детектив наклонился и потрепал его по плечу. Как треплют собаку. Сатакэ попытался увернуться от мясистой лапы, но не смог.
— Я действительно никого не убивал. Только предупредил того парня, чтобы держался подальше от клуба. Он преследовал одну из моих девушек, и я сказал, чтобы он оставил ее в покое. Я даже не знал, что его убили. Только сейчас услышал.
— Значит, ты его предупредил? И как? Может, твои «предупреждения» совсем не то, что понимают под этим другие?
— Что вы хотите этим сказать?
— Я — ничего. А вот ты расскажи, что делал после того, как избил его до полусмерти.
— Это смешно.
— Что же тут смешного? Ты убил женщину. Ты сутенер. Ты избиваешь клиентов. Нетрудно представить, что ты заодно и рубишь их на куски, а? И к тому же у тебя нет алиби. Это ты смешон. — Не дождавшись ответа, Кунигаса закурил и, выпустив в лицо Сатакэ струю дыма, прошипел: — Ну, кого ты нанял для этого?
— Для чего?
В твоем клубе работают ребята-китайцы. Сколько эти головорезы берут за такую работу? За то, чтобы порубить человека — как суси — на мелкие кусочки?
— Вы с ума сошли.
— В газетах пишут, что это стоит около ста тысяч йен. Как по-твоему, а? При таких расценках ты вполне мог нанять с десяток парней, не потратив даже карманных денег.
— Я не настолько богат.
Сатакэ рассмеялся, удивленный тем, что полицейский имеет такие далекие от действительности представления о размере его доходов.
— Ездишь на «бенце», да?