Хотя большой пользы от «мишек» в бою не предвиделось, да и в экономическом отношении Дружественная Цивилизация существенного перевеса в балансе сил никак не обеспечивала.
..
Хотя большой пользы от «мишек» в бою не предвиделось, да и в экономическом отношении Дружественная Цивилизация существенного перевеса в балансе сил никак не обеспечивала. Тем не менее действуя по поговорке «с паршивой овцы — хоть шерсти клок», Федерация втянула-таки корри в военный союз. Иначе было бы не объяснить миллиардам налогоплательщиков, чего ради крейсера и огромные армии брошены на защиту от неведомого неприятеля Мира, населенного блохастыми летучими белками — пусть даже сами эти белки и разумные, а блохи у них источают дивные ароматы.
Преславная (почти без жертв со стороны Союзных Космических Сил) победа над кочевниками сблизила корри и людей до положения, ставшего для многих — для хоо Тооха, например, — причиной головных болей. Конечно же за малыми исключениями вся боевая техника Союзных Сил принадлежала Федерации или была у нее арендована на «исключительно благоприятных условиях», а корри были представлены в основном стажерским составом и многочисленными советниками, пребывающими где-то в счастливом далеке от непосредственного места проведения боевых действий. Но вот теперь таким, как он — корри, покинувшим родной дом и посвятившим жизнь защите своего Мира от безжалостного врага, — приходилось платить за это двойную цену.
Первой ценой было осознание того, что и он — именно он, а никто другой — в ответе за те, невидимые ему, жизни, что были загублены в ходе Великого Отражения. Пусть ответ этот был коллективный. Пусть их было и немного, этих жертв, — всего-то около двух тысяч потерянных со стороны Союзных Сил и неопределенное количество нападающих, — для корри жизнь даже единственного существа, способного мыслить и страдать, была неописуемой в людских словах трагедией. И хоо Тоох вынужден был эту трагедию переживать при каждом упоминании о своем участии в той исторической битве.
Но была и вторая цена. Вторая расплата. Совсем иная. Расплата не за то, что уже было совершено, а за то, что еще только предстояло совершить. И если за прошлое, за уже сделанное, отвечать можно было не одному, а все-таки с кем-то вместе, то теперь хоо Тоох должен был держать ответ перед самим собой один на один.
Первый капитан «Цунами» прекрасно понимал, что он (а с ним вместе и весь «экипаж-стажер») втянут в некую хитроумную и, похоже, кровавую комбинацию. Комбинацию, которую люди разыгрывали против людей же. Именно так: одни люди — против других. Пусть люди Чура против некоей Нелюди. Пусть эти и другие непонятности вписаны в планы и тактические разработки… Все равно: и заказчиками и исполнителями предстоящей операции были именно люди — представители вида Homo sapiens. Сапиенсами вполне могли оказаться и те, против кого операция эта затевалась. А вот ответственность за то, что могло выйти из этой затеи, автоматически ложилась на корри. И лично на него, первого капитана Тооха. Это было нечестно. Хотя то, что в политике по-другому не бывает, было прописной истиной и для обитателей Мира Больших Деревьев, облегчения от этого первый капитан не испытывал.
Поэтому со дня получения приказа Объединенного Командования хоо Тоох был замкнут и скуп на слова. Свой разговор со вторым капитаном он выдержал в тоне почтеннейшего послушания, чем вверг глубоко уважаемого им Федора Павловича в озадаченную растерянность. Конечно, кэп Манцев уже успел привыкнуть к вечно послушно-покаянному виду своего партнера. Исключительный (хотя временами и чересчур своеобразный) такт «тэдди» вообще был притчей во языцех среди тех, кому приходилось иметь с ними дело, но в этот раз вид хоо Тооха был просто как-то уж совсем запредельно покорен.
— Мне кажется, — позволил себе предположить Федор Павлович, — что у вас, хоо капитан, есть некие э-э… сомнения в обсуждаемом вопросе? Или, быть может, даже возражения относительно каких-то моментов моего плана?
Он помолчал, стараясь увидеть что-либо понятное военному уму в таких выразительных глазах-блюдцах собеседника.
Сколько ни учи людей — этих заблудших потомков невоспитанной праобезьяны, — а понимание того, что прямой взгляд, зрачки в зрачки, глубоко оскорбителен для любого корри, все никак не доходило до сознания этих туповатых приматов.
— Ведь это первая у нас с вами совместная боевая операция… — пояснил Федор Павлович. — Поэтому не хотелось бы, чтобы хоть малейшее недоразумение…
— В этом нет никаких сомнений, — с ласковой интонацией, словно увещевая малое дитя, заверил его хоо первый капитан.
Кибер-переводчик, как всегда, все испортил, изложив мысль кэпа Тооха утробным баритоном телевизионного диктора.
— Безусловно, между нами не должно быть никаких недоразумений, капитан, — продолжал Тоох, недовольно косясь на него. — Поверьте, я хорошо понимаю вас — ведь мне довелось участвовать в Кампании Отражения, — правда, всего лишь младшим офицером эсминца боевого охранения…
Манцев с уважением глянул на собеседника, конечно, он был знаком с личным делом своего напарника, но всякий раз забывал то немаловажное обстоятельство, что тот уже побывал стажером на боевых кораблях Федерации в те времена, когда сам он — нынешний капитан первого ранга, — пожалуй, еще только под стол пешком хаживал.