— Я думаю, что вариант решения наших проблем, — произнес он вслух уже более примирительным тоном, — должен быть по-хорошему компромиссным…
Он окинул взглядом собравшихся. Остановил его на напряженно внимательном Лошмидте.
— Мы вправе дать вашему «материалу» какое-то время на то, чтобы одуматься и выбраться из зоны гарантированного уничтожения. Но время это не может быть слишком большим. Ведь мы вправе рассчитывать и на ваше понимание нашей проблемы, господа.
..
— Конкретнее, если можно, — попросил Лошмидт. — Я хотел бы яснее представить, чем мы могли бы помочь вам.
— Вы могли бы вывести свой «материал» на прямую связь с руководством операции «Сикорски». Чтобы не играть в испорченный телефон. Сейчас нам просто некогда развлекаться подобным образом.
В другое время просьба эта, без сомнения, повергла бы профессора в ступор. Настолько очевидно она была нелепа, мелочна. Но сейчас стоило поразмыслить о ее скрытом смысле. А такой смысл не мог укрыться от довольно проницательного человека, которым считался профессор и член-корреспондент Спецакадемии Хью Лошмидт. Передача связи с Ясновым непосредственно командованию «Цунами» делала переговоры с поверхностью Чура полностью открытыми и для формального командования крейсера — для милых незлобивых корри… Оставалось только гадать, будет ли это впоследствии сочтено простым упущением или же преступной халатностью. А ему лично — профессору и членкору не грозит ничего определенного. Административной ответственностью наделен полковник Йонг. Он же и автор того тонкого хода, идею которого, видно, уловил-таки комиссар Горский.
— М-да… — Лошмидт повернулся к Йонгу: — Мне лично такая уступка представляется уместной и… м-м… логичной в сложившихся обстоятельствах…
— Да, разумеется, — как ни в чем не бывало признал полковник.
Он, собственно, не столько уже участвовал в разговоре, сколько надиктовывал текст оператору, который, разумеется, неоднократно будет с вниманием прослушан соответствующей Комиссией. И видит бог — не одной.
— Итак, — прервал вялотекущее созревание заговора кэп Манцев. — Во исполнение приказа Директории, контракта об аренде и выполнении союзнических обязательств крейсер «Цунами» приступает к осуществлению второго этапа операции «Сикорски».
Все молча уставились на него.
— С пятнадцати ноль-ноль по бортовому времени на крейсере вводится режим непрерывного ведения боевых действий. Крейсер начинает выдвижение к огневому рубежу. Для нейтрализации возможных ответных действий противника опережающим курсом выводим боевые автоматические боты в режиме проникновения. При обнаружении целей в космосе уничтожаем их огнем с ботов, при поддержке с борта крейсера — малым и средним калибром…
— Но… — несколько удивленно попытался вклиниться в речь капитана Лошмидт.
— В двадцать ноль-ноль, — придавил голосом зародыш профессорского вопроса Манцев, — крейсер занимает позицию на огневом рубеже и выполняет маневр орбитальной ориентации. Принимаются меры по отражению атак любого рода со стороны противника. После чего «Цунами» в течение пятнадцати витков вокруг планеты ожидает данных о местонахождении «Саратоги» и… ваших людей… По истечении этого срока первый капитан и я принимаем решение о целесообразности выполнения завершающего этапа операции.
Наступила тишина.
Капитан, собственно, принял единственно верное решение, которое выводило, по крайней мере, его лично из-под удара: он просто продолжал исполнять полученный приказ. А вот все форсмажорные накладки вроде захвата заложников, последующего неповиновения проклятого лайнера и необъяснимо безумного поведения самоосвободившихся заложников автоматически перелагались на плечи затеявшей свои мудреные игры компании пассажиров, навязанных «Цунами» Спецакадемией. А почти пятнадцать часов отсрочки — тоже форсмажорной — давали возможность корри наконец сообразить, в какое дело их втравили, и вмешаться…
— Ну что же…
Капитан обвел взглядом собравшихся.
..
Капитан обвел взглядом собравшихся. Возможно, он хотел добавить что-то еще, но тут в воздухе прозвучал сигнал вызова. Манцев поднес трубку к уху и, выслушав тихое поквакивание автоматического переводчика, ответил лаконичным «слушаюсь, сэр».
— Я вижу, мы с вами пришли к единой точке зрения. Я направляюсь к первому капитану. Он желает видеть меня. Думаю, он примет предлагаемый план действий. С какими-то коррективами, конечно…
— Таким образом, господа, фактически начался «обратный отсчет»? — поинтересовался Йонг.
— Совершенно верно, полковник, — подтвердил капитан. — В старину в таких случаях сверяли часы.
* * *
В нескольких тысячах километров от этих четверых другие четверо — тоже невыспавшиеся и обозленные — сидели в тускло освещенном ангаре и тоже решали довольно непростые задачки.
— Ну, то, что кораблик неспроста присел чуть ли нам не на голову, понятно было с самого начала, — констатировал тот из них, что был на вид постарше, и выпустил к потолку струйку табачного дыма. — Я с самого начала понял, что тут добра не жди…
Он, единственный из собравшихся, позволял себе роскошь дымить сигаретой. Табак в Поселение попадал только в багаже возвращающихся с задания. Три нашивки на рукаве форменной куртки Третьей Касты подтверждали, что этот плотный лысоватый человек с резкими, словно рублеными чертами лица был из тех немногих, кому довелось вернуться трижды.