— Господи! Куда меня занесло, — пробормотал он. — Здесь же второй красавец — прямо за этой дверью!
На весь корабль трезвонила пожарная сигнализация. Врубившаяся автоматически вентиляция спешно всасывала в себя остатки заполнявшего тесный блок на дне колодца дыма. Его источником были бренные останки биоробота второго рода, которые горой дымящегося тряпья валялись под горловиной спусковой шахты. Они уже ничем не напоминали даже подобия человека.
— Ф-фу!… — Кукан отер с лица пот и копоть.
Но расслабляться было еще рано.
Из-за двери тамбура до него донесся леденящий душу, запредельный какой-то вой. Вой и удары в сталь гермодвери. Полированная поверхность металла прогибалась, и отраженный от нее свет софита странными зайчиками скакал по стенам и потолку. Страх почти парализовал Кэна. Остатки алкоголя стремительно испарялись из его мозга. Обтирая спиной переборку, он рефлекторно отступил в угол. Помертвевшим взглядом уставился на проклятую дверь. Она прогибалась. Прогибалась так, словно кто-то тянул изнутри за рукоять запора, пытаясь открыть ее так, как открываются двери в земных жилищах.
— П-проклятие! — запинаясь, пробормотал Кэн. — Он… Оно сейчас выломает гермодверь! Напрочь выломает!! Лопни мои глаза!!!
Он вскинул бластер, держа его обеими руками, и направил на сверкающую и все больше и больше прогибающуюся поверхность металла.
— Ну, давай, давай, сволочь! — бормотал он, подстегивая невыносимо тянущееся время. — Один красавец свое уже получил, сейчас и ты схлопочешь…
И, словно подчиняясь его бормотанию, металлическая дверь со скрежетом разверзлась неровной трещиной, лопнула, и оттуда полезло..
Что, собственно, появилось из просвета вырванной из своих пазов гермодвери, Кэн так и не успел разглядеть. Потому что, не дожидаясь того момента, когда жареный петух приложится ему по темени, он стал выпускать в этот просвет один за другим заряды бластера.
Слепящий, фиолетовый, трепещущий свет залил тесный бокс. Пламя пахнуло прямо в лицо Кэна. Он заслонил глаза левой рукой и, тихо завывая от обжигающего жара и леденящего ужаса, заполнившего душу, уже не глядя продолжал стрелять.
Он так и не понял потом, привиделось ему это или случилось в действительности: на долю секунды оторвав рукав левой руки от глаз, он увидел, как отрывается от пола, встает и шагает к нему то, что он считал уже безнадежно мертвой горой. Обгорелых тряпок. Но нет! Это, словно силясь доказать, что мертвому смерть не страшна, вскинулось и разорванным, дымящимся пугалом двинулось на него. Хриплый, душераздирающий вой разодрал барабанные перепонки Кэна.
Он развернул ствол и выпалил в это. Еще раз. Еще и еще. И понял, что находится уже внутри доменной печи. Он зажмурился и, не раскрывая глаз, нащупал над головой обод жерла колодца. Вцепился в ставшие раскаленными скобы и, преодолевая боль от ожога, подтянулся, полез вверх — вместе со струей гудящего, как в печи, воздуха.
Он зажмурился и, не раскрывая глаз, нащупал над головой обод жерла колодца. Вцепился в ставшие раскаленными скобы и, преодолевая боль от ожога, подтянулся, полез вверх — вместе со струей гудящего, как в печи, воздуха.
И тут на него обрушился рай: море ледяной солоноватой пены. Заработала противопожарная система «Саратоги». В пене Кэн едва не захлебнулся. На его счастье, второй колодец заливала уже не пена, а простая техническая вода, бившая фонтанчиками из перфорированных трубок, тянущихся вдоль линий пневмокоммуникаций, хотя бы частично смывшая с него чертову пену и хоть чуть утихомирившая боль от ожогов.
Вломившись в разоренный медблок, обгоревший, со спаленными ресницами, покрытый клочьями пены, Кэн перво-наперво добрался до примеченной им загодя пластиковой — а потому уцелевшей — фляги с медицинским спиртом и, шипя от боли, протер им обожженные места. Потом глотнул его, проклятого, неразбавленным, скривился и принялся искать упаковки репарируюших и обезболивающих гелей.
Облепленный кляксами этих чудодейственных продуктов современной биофармакологии, он, пошатываясь, добрался до своей каюты и, преодолевая желание кулем повалиться на койку, вытащил из чемодана старый верный набор механических и электронных отмычек, пару пустых рюкзаков и компактный гидроусилитель со сменными рабочими головками — бесценный для взломщика инструмент. Вооруженный этим добром, он с каким-то остервенением принялся за обход доставшегося ему на поживу хозяйства.
Улов оказался не то чтобы слишком богатым. Он всего лишь позволял не роптать на судьбу. Убедившись, что оба рюкзака укомплектованы оптимальным образом и, как говорится, под завязку, он сложил добычу у подножия винтовой лестницы, ведущей в рубку управления, и, судорожно вздохнув, стал подниматься в это святая святых «Саратоги».
Там он потратил некоторое время на то, чтобы убедиться, что ни в одном из отсеков корабля не таится больше никаких неприятных сюрпризов. Потом переключил экран на общий обзор. И оцепенел. Вокруг «Саратоги» стояли призраки.
Четко очерчивая кольцо, выжженное в снегу кромкой силового поля, сплошной цепью, в метре-другом друг от друга, вокруг корабля сгрудилась Нелюдь — чудовищная панорама уродливых теней из фильма ужасов… из дурного сна… из того уголка подсознания, в который так тянет заглянуть каждого, кто отваживается путешествовать в тех странных пространствах своей души. И в который никогда не заглядывает никто. Никто из тех, кто из этих пространств вернулся.