— Вы не можете так поступить… — произнес Калина. — Не можете…
— Повторяю еще раз, для особо непонятливых: речь идет о государственных интересах. В свое время я предлагал Егору поработать на нас, верно? — Он взглянул на меня. — Если бы вы, Егор, не отказались, все могло бы сложиться гораздо удачнее. Но вы не понимаете, когда с вами говорят по-хорошему, не цените этого. В итоге приходится общаться иначе.
— Оставьте нам эту ампулу, — лежа на бетонном полу, попросил я. — Обещаю, что мы постараемся найти еще одну — для вас. Но эта нужна нам.
— Я не из тех, кто верит обещаниям. Так что оставим этот разговор… — Рыбаков немного помолчал. — Этих троих и Кротова оставьте здесь. Остальных пакуйте, разберемся потом, кто есть кто. Парнишку тоже унесите… — Он посмотрел на Маркиза. — И все их вещи прихватите.
Его бойцы начали выполнять приказ. Нас троих отпустили, я поднялся на ноги.
— Вы об этом очень пожалеете! — процедил Валентин. — Со мной нельзя так обращаться.
— В самом деле? — усмехнулся полковник. — А теперь слушай меня внимательно: у тебя двадцать четыре часа на то, чтобы покинуть пределы страны. И если ты не успеешь, то вот тогда действительно пожалеешь. Понял меня?
Кротов скрипнул зубами, но ничего не сказал. Рыбаков снова усмехнулся.
Бойцов Валентина, закованных в наручники, увели, унесли и тело Маркиза. Забрали и наши рюкзаки, я с грустью проследил за тем, как мое оружие скрывается за дверью с кодовым замком.
— Отдайте лекарство, — снова попросил Калина. — Оно мне нужно.
— Про лекарство я уже все сказал. И запомните: с этого дня вы навсегда забудете дорогу сюда. Рискнете здесь еще хоть раз появиться — очень пожалеете. Все ясно?
Мы молчали.
— Думаю, что ясно. Тогда все… — Он повернулся и направился к двери. Зашел, дверь закрылась. Было слышно, как щелкнул замок.
Стало очень тихо. На перроне остались только мы втроем и Валентин.
— Это немыслимо… — произнес Валентин, — Он просто не представляет, что делает…
Повернувшись, Калина с размаху ударил его кулаком в лицо, вложив в этот удар всю накопившуюся у него злость. Кротов упал, потом медленно приподнялся, встал на колени. Его лицо было в крови.
— Скажешь еще хоть слово, и я убью тебя, — предупредил Калина.
Валентин сжал кулаки — и промолчал. Уж слишком выразительным был взгляд Александра.
— Наверное, нам пора домой, — произнес Черный.
— Пора, — согласился я. Взглянул на Калину: — Идем?
— Да… — кивнул Александр и устало вздохнул.
Взглянул на Калину: — Идем?
— Да… — кивнул Александр и устало вздохнул.
Ему уже доводилось один раз держать в руках такую ампулу: сидя за столом в своем кабинете, Рыбаков задумчиво вертел ее в руках. Невероятная вещь, невозможная.
Немыслимая. Впервые он увидел ее еще молоденьким лейтенантом, был очень горд тем, что его допустили к такой большой тайне. Видел, на что способна эта красная фосфоресцирующая жидкость. Не просто панацея от всех травм и болезней — переход на новый уровень жизни. У пациента, попавшего в тяжелейшую аварию и находившегося при смерти, после введения препарата в течение считанных часов восстановились все жизненные функции. Более того, за пару месяцев выросли потерянные при аварии ноги
— врачи просто не верили своим глазам. К концу третьего месяца организм пятидесятилетнего мужчины, перенесшего такие тяжелые травмы, стал организмом двадцатипятилетнего юноши. Ушли в небытие седые волосы, восстановилось зрение. Более здорового человека трудно было представить. Но и это еще не все: когда год спустя, все еще находясь под наблюдением в закрытой клинике, он получил тринадцать ударов ножом от сумасшедшего санитара, посчитавшего его дьяволом, раны затянулись за с читаные часы. Хотя минимум четыре из них были смертельны: пролежав около часа без сознания в своей палате, он очнулся и смог сам вызвать охрану. Вся его кровать была залита кровью, но он чувствовал себя вполне сносно. Спустя сутки на месте ран остались лишь красноватые полоски, через пару недель исчезли и они. Способность к регенерации не пропала, а стала постоянной.
Неудивительно, что этот факт постарались скрыть. Тему закрыли, всех причастных к этой истории раскидали по разным уголкам Страны Советов. Много позднее, уже будучи в Москве и снова получив доступ к секретным документам, он узнал о предательстве — все материалы и образцы препарата были украдены. Судьба пациента тоже была неясна — считалось, что он плыл на печально известном пароме «Эстония», в числе спасенных его не оказалось. Некоторые факты свидетельствовали о том, что тем же рейсом пытались вывезти и две оставшиеся ампулы препарата.
Мог ли он выяснить, что произошло той роковой ночью, куда делся препарат и живое свидетельство его применения? Мог. Даже знал, где искать концы этой истории. Но не хотел ворошить прошлое — оно могло принести ему только смерть…
Рыбаков задумчиво смотрел на ампулу. Он не вписал ее в перечень изъятого — знал, что даже в их ведомстве найдется немало охотников заполучить бесценную находку. Ничего не пожалеют, чтобы добраться до нее. Его же могут просто устранить как опасного свидетеля. Времена все еще сложные: Контора только восстанавливает былую мощь, вокруг еще слишком много предателей. И не просто предателей, а предателей, облеченных властью. До тех пор, пока всю эту шваль не вычистят, об ампуле лучше не заикаться. Пусть полежит у него в сейфе — до лучших времен.