Я не только не слышал о такой вдове, но даже о самом воеводе, и потому просто кивнул. Вдова, так вдова.
— Ладно, мне пора ехать, — сказал я, — думаю, хозяйке теперь будет не до жильцов. — Передай ей, пусть ест только отвар постной говядины, пареные овощи и каши. Ничего жирного ей нельзя. Если у меня будет возможность, я еще раз ее навещу.
— Погоди, — остановил меня. — Так ты и правда лекарь?
— Правда.
— Тогда не в службу, а в дружбу попользуй мою жену, она головой который день мается. А избу под постой я тебе найду, не сомневайся. Можешь хоть и у меня жить.
Предложение был заманчивым, и я согласился. Мы окончательно познакомились. Звали моего провожатого Иван Владимирович Горюнов, при царе Федоре Иоанновиче он служил подьячим в Сибирском приказе, во времена Годуновых остался без службы и теперь, при новом царе, хлопотал по инстанциям, надеясь вернуться на прежнюю должность.
Жил Иван Владимирович в конце улице в изрядном подворье, правда, не шедшем ни в какое сравнение с владением воеводской вдовы.
У его жены, симпатичной, полной женщины с добрым лицом, как мне показалось, была обычная мигрень. Моих способностей вполне хватило на то, чтобы избавить ее от головной боли.
В благодарность меня пригласили отобедать, а потом мы сговорились и о жилье. Для временного пристанища небольшой избы на задах двора подьячего нам вполне хватило, к тому же туда был свой вход с соседней улицы, что мне было очень удобно во всех отношениях.
Я дал небольшой задаток, мы ударили по рукам, и я вернулся домой.
Глава 15
После давешних утренних событий у нас все как-то разладилось. Ваня сник, целый день не вставал с постели и к тому же громко стонал.
На мой взгляд, ударили его не так уж сильно, чтобы изображать умирающего. Я подозревал, что таким образом он пытается реабилитироваться за ночное ротозейство. Его верная подруга посильно ему подыгрывала и временами начинала в тон подвывать. Прасковья ходила сама не своя, маялась от ревности, и тяжелые вздохи перемежала уничижительными взглядами. Мне это порядком надоело. Предполагая, что концерт не кончится и ночью, я решил поехать ночевать к Ивану Владимировичу.
Когда я сказал, что уезжаю, Прасковья сразу же вскинулась, обо всем догадалась, иронически усмехнулась и взглянула с таким снисходительным пониманием, что я невольно почувствовал себя нашкодившим пацаном.
— И куда ты собираешься ехать на ночь глядя? — спросила она.
— Переночую в новой избе, боюсь, как бы ее не пересдали кому-нибудь другому, — не совсем вразумительно ответил я.
— А как эту избу нынче называют? — спросила Прасковья. — Случаем, не Вера Аникиевна?
— Кто о чем, а вшивый о бане, — ответил я народной пословицей.
Однако народная мудрость девушку не убедила.
— Тогда почему ты меня не берешь с собой, боишься, что помешаю? — ехидно спросила она.
— Если хочешь, можешь ехать, только, мне кажется, тебе здесь будет удобнее, — лицемерно ответил я.
— Позволь мне самой решать, что мне удобно, что нет! — вполне по-взрослому отрезала Прасковья.
Скрывать мне было нечего, спорить и что-то доказывать не хотелось, и я согласился:
— Хорошо, тогда поехали вместе!
Девушка победно взглянула, явно наслаждаясь одержанной маленькой победой, и от полноты чувств даже закружилась по комнате. Я же твердо решил, что наши с ней отношения ни в какие иные качества, кроме соседских, переходить не будут.
До нового места жительства было недалеко, так что туда мы отправились пешком. Прасковья перед выходом в люди принарядилась и теперь величественно выступала по правую от меня руку. Это была наша первая прогулка вдвоем. Вечер был субботний, и по всей Москве звонили в колокола, призывая паству в вечерне. Погода стояла тихая, летняя, так что улицы были полны гуляющих людей. Постепенно настроение у меня улучшилось, и я взял девушку под руку. Она прижала ее локтем к своему теплому боку, и мы вполне мирно добрались до двора подьячего. Только теперь Прасковья, кажется, окончательно поверила, что я сказал ей правду, и тоже развеселилась.
Мы заглянули в господскую избу, справиться о здоровье хозяйки, но оказалось, что все ушли в церковь, и мы сразу же направились в свою избушку. Прасковью очень веселили наши постоянные переезды. Это было понятно, обычная жизнь обывателей была так скучна и однообразна, что любые перемены воспринимались как развлечение.
Наша новая квартира состояла из небольшой комнатушки с подслеповатым окошком, прорубленном так высоко, что было непонятно его назначение: выпускать через него дым очага или освещать помещение. Однако Прасковье здесь понравилось. Сначала она внимательно осмотрела все скудное имущество, что здесь нашлось, посидела на лавках, перетряхнула перины, стерла пыль со стола и, кажется, была уже не прочь помыть полы. Короче говоря, повела себя как настоящая хозяйка.
Не знаю, какую радость испытывают женщины, сразу же в любом подходящем месте начиная наводить порядок и вить гнездо, но то, что им это нравится, я уже наблюдал многократно.
Пока девочка резвилась, я исподтишка за ней наблюдал, все больше укрепляясь в решении не переходить в наших отношениях всем известную черту. Пожалуй, и надо это с грустью признать, она была слишком хороша для меня и наделена таким мощным женским темпераментом, что достойна лучшего мужа.
Пока мы устраивались, из церкви вернулись хозяева, и дворовая девка от их имени пригласила нас ужинать. После моих медицинских успехов отношение ко мне как жильцу поменялось. Теперь я стал нужным и полезным в хозяйстве человеком.