Общий вздох и слабое движение тотчас замерли, а глава маленькой общины встал и благозвучным, мягким голосом, который мне почему-то сразу же показался неприятным, начал говорить:
— Возлюбленные мои, среди нас появился новый хороший человек, друг нашего Федора, потому сегодняшняя трапеза будет считаться праздничной.
Я мельком осмотрел стол, но ничего напоминающего обещанную праздничную трапезу на нем не оказалось. Между каждой парой стояли только керамическая миска с кашей и кружка с каким-то напитком. Похоже, что праздник нас ждал или символический, или духовный.
— Возблагодарим Господа за хлеб наш насущный, — продолжил так же благостно, как и начал, узколицый, — он любит нас, а мы любим его!
Мысль была хорошая, но не оригинальная.
— Мы здесь все любим друг друга, ибо учит нас Господь: «Возлюби ближнего как себя самого!»
Против этого тоже нечего было возразить, только было непонятно, в какой форме у них должна проявится любовь к ближнему.
— Во имя великой любви, аминь, — совершенно неожиданно для меня кончил он свою проповедь, — теперь наслаждайтесь хлебом насущным и любовью друг к другу!
Оратор сел, а присутствующие разом выдохнули сдерживаемый воздух и подняли головы.
Я в упор посмотрел на свою «напарницу» и, честно скажу, на несколько секунд окаменел. Девочка была очень хороша. У нее оказались огромные серые газа, в которых было столько любви, обожания, желания, не могу придумать, как все это описать, что будь я в другом месте, не знаю, как повел бы себя. Скорее всего, растекся бы перед ней талой лужей.
Она, между тем, взяла со стола деревянную ложку и, не сводя с меня сияющих глаз, зачерпнула ложку каши и протянула ее мне через узкий стол. Мы сидели так близко друг от друга, что сделать это оказалось просто и естественно. Я еще не пришел в себя от ее внешности и сияющих глаз и послушно взял в рот пустую овсяную кашу. Девушка нежно улыбнулась и передала мне ложку так, что наши пальцы невольно встретились.
Я взял ложку, еще не понимая, что делать дальше. Она на нас двоих была почему-то одна. Пришлось скосить глаза, чтобы сориентироваться. Оказалось все просто и естественно. «Возлюбленные» по очереди кормили друг друга! Пришлось и мне зачерпнуть ложку каши и попотчевать красавицу.
«Возлюбленные» по очереди кормили друг друга! Пришлось и мне зачерпнуть ложку каши и попотчевать красавицу. Она изящно приоткрыла губки и с удовольствием взяла в рот лакомство. Пока Прасковья наслаждалась лошадиной радостью, распаренным, пресным овсом, я мельком оглядел остальных участников пира. Кроме заглавной троицы, нас было здесь семь пар. Я видел только тех, что сидели напротив, женщин, и поразился, сколько красивых девушек хозяевам удалось загнать в один сарай и заставить есть пустую кашу.
Между тем визави забрала у меня ложку, и мне опять пришлось давиться овсом. Потом мы опять передали ложку из рук в руки, и все повторилось. В отличие от меня, Прасковья, как и ее сидящая рядом сестра, ела кашу едва ли не с вожделением и досуха облизывала ложку. Выглядело это не очень гигиенично, но бесспорно эротично и возбуждающе. После третьей передачи сценарий «праздника» немного изменился. Девушка взяла в руки кружку и поднесла мне к губам. Я для пробы отпил глоток. Жидкость оказалась густой, маслянистой, терпкой на вкус и на языке остались какие-то фрагменты, вроде мякоти фруктов. Было не очень вкусно, но вполне съедобно.
Однако я решил пока не рисковать, неизвестно, чем тут кормят, и вполне возможно, что-нибудь подсыпают в еду и питье.
Моя назначенная подруга к питью отнеслась с еще большим вожделением, чем к еде, сделала большой глоток и от наслаждения закрыла глаза. Запив сухую кашу, мы продолжили овсяное насыщение. Точно так же ели и пили и все остальные, включая хозяев. Один «председатель» сидел без дела и смотрел куда-то в пространство.
Я осторожно ел и только делал вид, что отпиваю из кружки. Постепенно все сидящие за столом оживали. Уже слышались отдельные реплики, смешки и взгляды делались все откровеннее. Моя «кормилица» уже не просто грела взглядом, она им меня просто прожигала.
В конце концов я даже услышал ее голос:
— Тебе хорошо? — спросила она, низко перегнувшись на мою сторону стола, так что мы почти коснулись лицами друг друга.
Голос у девушки оказался, что называется, волнующим, низким, мелодичным и очень женским. Она обдала меня близким, теплым дыханием, пахнущим непонятным терпким напитком. Мне это показалось приятным. Я едва удержался, чтобы не поцеловать ее через стол прямо здесь и сейчас, при всех. Оказалось, что кое-кто это себе уже позволяет. Присутствующие склонялись друг к другу, не обращая внимание на окружающих. Только Георгий сидел прямо, отрешенно и все так же скучно смотрел в потолок. Прасковья вновь тщательно облизала ложку, как бы лаская ее языком и, зачерпнув кашу, приблизила к моим губам.
Только очередная ложка овса немного вернула меня в чувство. Я прислушался к собственным ощущениям и понял, как сильно возбужден. В голове плыло, тело не ощущалось, а все, чему положено стремиться к любовным утехам, что называется, дрожало и пело.