— Дядя Матвей, не то, что за сундук с золотом, за медную копейку сквозь игольное ушко пролезет, — объяснил ожесточенный племянник.
— Кстати о серебре и злате. Нужно его, пока не поздно, отсюда увезти.
Управляющий смутился и посмотрел на меня с осуждением.
— А что, деньги не постельничего, и все равно попадут в руки плохим людям. А ты подержишь их у себя до нужного времени, а потом отдашь на благое дело, — договорил я.
Такого варианта дележа краденого он не предвидел и задал понятный вопрос:
— А ты?..
— Мне деньги не нужны, возьму немного на расходы, а то я последнее время совсем издержался. Остальные ты увезешь к себе в вотчину и там спрячешь, — оживился я от предстоящего действия. — Веди в хозяйскую светлицу, они у него там, в сундуке лежат.
— Ты-то откуда знаешь?
Я хотел ответить, что от верблюда, но побоялся, что Василий Григорьевич меня не поймет. Все-таки, как никак, уродился он дураком в свою покойную матушку.
— Их просто больше держать негде. Тем более заговорщикам деньги позарез были нужны, потому и находиться должны под рукой. Пошли скорее, пока ваша дворня не пробудилась.
— Пробудятся они, дай бог к обедне! — проворчал он, но послушался.
Мы поднялись по широкой лестнице наверх и оказались в спальне хозяина. Там, прямо на полу, закрывшись тулупом, спал какой-то человек. Присутствие свидетеля нам было явно лишним.
— Кто это? — негромко спросил я.
— Слуга Нечаева, — пренебрежительно сказал управляющий, — напился вчера и полночи песни горланил, его сейчас и пушкой не разбудишь.
Пришлось поверить ему на слово. Я огляделся, в светлице оказался не один, а целых три сундука. Причем все огромные.
— Ну, и в каком казна лежит? — насмешливо спросил Василий Григорьевич.
— Сейчас узнаем, — пообещал я и начал разбираться со здоровенными замками, украшавшими дубовые мастодонты.
Говорят, что замки вешают для честных людей. Эта поговорка как нельзя подходила (и подходит до сих пор) ко всем замкам отечественного производства.
Открываются они, как правило, не только ключами, но и любыми металлическими предметам, которые можно вставить в замочные скважины.
— Эко, как легко у тебя, получается, — поразился Василий, когда я снял первый замок.
Мы подняли тяжелую крышку.
Мы подняли тяжелую крышку. В сундуке оказалась одна рухлядь, то есть меховые изделия, рачительно пересыпанные от моли сухими травами. Маленький тяжелый сундучок, в каких обычно богатые люди держат ценности, оказался в следующем большом сундуке.
— Вот и казна, — сказал я, — помоги вытащить.
Мы извлекли на свет божий иноземное произведение средневекового искусства и поставили его на стол.
— И этот откроешь? — усомнился управляющий, рассматривая замысловатые внутренние замочки.
— Окрою, только не сейчас, — пообещал я, — давай снесем его вниз.
Мы вернулись в горницу. Пока шли, я придумал, как с наименьшим риском увезти отсюда деньги. Самое простое и надежное было угнать лошадь с телегой у нашего ночного знакомого Алексея. На такого одра и такую телегу не позарится не только вор или разбойник, но даже самый добросовестный государственный чиновник.
— Куда же запропастилась Прасковья? — опять спросил управляющий. — Сколько можно мыться!
Действительно времени у нас было в образ.
— У вас с ней что-нибудь было? — как бы между делом, озвучил я интересующий меня вопрос.
— Нет, что ты, ничего такого не было, — слишком поспешно ответил он. — Она скромная девушка!
Мне стало интересно узнать, что он имеет в виду, говоря «ничего такого», и с чего заключил, что она скромная.
Однако в тот момент было не до выяснения отношений.
— Пошли, по пути зайдем за ними, — предложил я. Мы взяли сундучок за ручки и вышли во двор.
— Где у вас баня? — спросил я.
— Там, — кивнул он в сторону заднего двора,
— Пошли скорее!
Баня располагалась недалеко от провала в стене, так что нам было почти по пути. Возле нее на лавочке дремала давешняя сердитая старуха, Сидора видно не было.
— А где парень? — спросил я. Бабка молча указала на двери.
— Погоди здесь, я их потороплю, — сказал я управляющему и вошел в предбанник.
Со света я первым делом наткнулся на деревянное ведро и больно стукнулся косточкой щиколотки.
— Черт! Что здесь понаставлено! — невольно воскликнул я. — Прасковья, вы где?
Сначала мне не ответили, потом Прасковья взвизгнула, и передо мной в полутьме предбанника заметались два белых тела.
— Вы что?! — начал я, но не договорил, выскочил во двор.
— Что там? Что они? — излишне заинтересовано спросил Василий.
— То! — односложно ответил я, отворачиваясь, чтобы ему не было видно мое лицо.
— Правда? — переспросил он и вдруг засмеялся.
— Чего это ты развеселился? — удивился я такой странной в данных обстоятельствах реакции.
— Ну, девка, ну огонь! Всю ночь мне минутки спать не дала, а ей все мало! Я думал, она утром ходить не сможет, а она!.. — хохотал он.
— Что делать, — невольно усмехнулся и я, — есть еще женщины в русских селеньях! — И закричал в открытую дверь: — Быстрее одеться можете, мы уходим!
Будто в ответ из бани медленно вышел красный как рак Сидор и повалился на колени:
— Прости нас, дядя Алексей Григорьевич, благослови, нам с Прасковьей теперь друг без друга не жить!