— Ты его убил? — спросила Прасковья, бледной тенью появляясь из-за перегородки.
— Надеюсь, что нет, — ответил я, не будучи, впрочем, в этом уверен. От внезапности удар у меня вышел неконтролируемый и слишком сильный. — Сейчас проверю, — добавил я и прощупал пульс на шее старика. — На его счастье, с ним все в порядке.
— Он хотел меня забрать? — спросила Прасковья, оставаясь стоять на том же месте.
После бессонной ночи и нешуточных страданий она выглядело совсем больной. Глаза запали, неприбранные волосы свисали сосульками. Даже стало казаться, что от недавней красоты у нее ничего не осталось.
— Да, — подтвердил я, — требовал, чтобы тебя вернули, и пугал, что если о вашем доме кто-нибудь узнает, меня убьют.
— Ты меня хочешь продать? — безжизненным голосом спросила девушка, старательно пытаясь не смотреть мне в лицо.
Перегородка в избе была такая условная, так что она, несомненно, слышала весь разговор.
— Нет, конечно, я его просто напутал, они никогда не пойдут на то, чтобы заплатить такие деньги.
— А если заплатят?
— Тебе нечего бояться, пока ты здесь, тебе ничего не грозит. Иди к себе и ложись, — велел я, увидев, что старик приходит в себя.
Девушка как-то обреченно вздохнула и вышла, а резвый убийца зашевелился и открыл глаза. Он еще ничего не соображал и смотрел на меня бессмысленным взглядом. Я не стал его торопить или оказывать помощь, снял камзол и рассмотрел прорешку, образовавшуюся на груди как раз против сердца. Незаметно заштопать ее не составляло труда, так что одежду он Мне не испортил. Другое дело, что клинок оцарапал грудь. Кольчуга у меня была прекрасная, выкованная из хорошей стали, но тонкие, узкие лезвия проскакивали сквозь кольца и порой досаждали неглубокими порезами.
— Где я? — спросил, поднимая с пола голову, старик.
— В гостях у любящих друзей, — ответил я, стаскивая с себя кольчугу. — Что это у тебя, дед, за манера бросаться с ножом на живых людей?
Он, видимо, сразу же вспомнил, что произошло, закрыл глаза и, имитируя обморок, мертво опустил голову.
Я в это время рассматривал кровоточащую ранку. Она была не опасна, разве что инфекцией, на такой случай у меня был очень крепкий самогон. Я мокрой тряпкой стер с груди кровь, которой оказалось много, если учитывать пустячность ранения, обработал ее самогоном, потом залепил самодельным пластырем. Нательная рубашка так испачкалась, что пришлось поменять ее на свежую. Мне приходилось ходить по избе, все время перешагивая через неподвижное тело.
— Вставай, чего разлегся, — прикрикнул я на гостя, перекрывшего всю комнату.
Старик не обратил на мою просьбу никакого внимания, неподвижно лежал с закрытыми глазами, как будто был без памяти. Судя по его шустрости, хитрил и придумывал, как выкрутиться из щекотливого положения. В этот момент в избу вбежал Ваня с мотком сыромятных вожжей.
— Нет у хозяина хорошей веревки, может, вожжи сойдут? — деловито спросил он.
— Это еще лучше, — похвалил я, — сбегай их хорошенько намочи, потом свяжем деда и положим погреться на солнышке. Сыромятина начнет высыхать, его и задавит. Мы и дело сделаем, и нам не придется брать грех на душу.
— Ага, я сейчас! А долго их мочить? — деловито спросил рында так, как будто ему постоянно приходилось участвовать в казнях.
— Чтобы хорошо промокли и начали тянуться, — серьезно объяснил я. — Это очень хороший способ казни. Я так одного душегуба удавил, он пока не помер, три дня криком кричал, Христа ради молил, чтобы его быстрее убили.
Кажется, перспектива пойти путем неведомого ему душегуба старика не очень вдохновила, во всяком случае, он перестал прикидываться мертвым и, широко раскрыв глаза, слушал мой поучительный рассказ.
— Так он же криками нам покоя не даст! — то ли вступая в игру, то ли по наивности воскликнул рында.
— Твоя правда, — согласился с предупреждением я, — тогда принеси еще кусок старой холстины, сделаем кляп и засунем ему в рот.
Пока мы вслух строили эти бесчеловечные планы, я подумал, что мы с гостем поменялись ролями, теперь его запугивал я и, надеюсь, более убедительно, чем он меня.
Однако старик пока никак не реагировал на посягательства на свою жизнь, лежал молча, только перевел взгляд с Вани на меня. Это мне не понравилось. Видимо у него еще оставались против нас какие-то козыри.
Вариантов было немного, спрятанное на теле оружие или готовые прийти на помощь помощники.
— Когда вернешься, запри двери, — велел я оруженосцу, а сам демонстративно обнажил саблю и положил ее так, чтобы находились под рукой. Старику, судя по выражению лица, это не понравилось. Чтобы добавить драматизма, я еще вытащил оба своих пистолета, подсыпал на полки пороха и запалил от лампадки фитили. Оружие это было неуклюжее, не очень эффективное, но достаточно громкое.
Пока я возился со своим арсеналом, пленник окончательно пришел в себя. Он поменял позу, лег удобнее и внимательно наблюдал за моими действиями. Несмотря на солидный возраст, если подходить к нему объективно, был он достаточно крепок, чтобы суметь доставить неприятности.
Ко времени, когда я кончил заниматься оружием, вернулся Ваня. Он воспринял мое поручение вполне серьезно и действительно намочил в воде сыромятные вожжи.