Может, и правильно, что «блажен, кто вовремя созрел», и, наверное, он скоро будет профессором и скоро будет командовать Мишкиным… Он сидел и дальше вспоминал про питье и про то, что после он пошел в магазин, так как Галя дежурила и надо было накормить сына и собаку, и как он долго стоял в магазине перед автоматом и читал объявление: «Ув. покупатели. В автомат не бросайте следующие монеты: юбилейные, мокрые, гнутые». А потом он вспоминал, как он вышел гулять с собакой, а дворник из соседнего дома, которого он уже видел у себя в больнице раньше, и даже изнутри видел, на рентгене, стал кричать, что он не обязан ходить за его собакой и что пора кончать с барскими замашками, и он стал вспоминать, что почему-то пахло горелым, что дежурство было умеренной трудности и что чувствует он себя бодро и хорошо, но тут обратилась к нему с какой-то просьбой вошедшая Наталья Максимовна, и он понял, что задремал в кресле, а сигарета прожгла ему халат.
— Евгений Львович, у Игоря в палате мужик со стенозом от операции отказывается…
— Он мне говорил. Я зайду к нему.
— Вот он стоит около столика сестры и настаивает, чтоб его сейчас выписали. А сейчас уже поздно. Сестра не может.
— Как его зовут, не знаешь?
— Сейчас посмотрим в истории болезни. — Смотрит. — Вот, Сергей Федорович Панин.
— Остальное я все знаю про него.
Он вышел в коридор, увидел у столика сестры больного.
— Сергей Федорович, прошу вас, зайдите ко мне в кабинет. Зашли.
— Садитесь, пожалуйста. Сергей Федорович, сколько лет у вас язва?
— Пятнадцать.
— Обострения часто были?
— Раз в год приблизительно.
— В больницах много лежали?
— Раза четыре.
— Подмогало?
— С год после этого не было.
— А сейчас что изменилось?
— Сейчас рвота у меня.
— Каждый день? И боли?
— Нет. Болей нет. И рвота не каждый день.
— Отрыжка тухлым бывает?
— Это да.
— А при рвоте — еда вчерашняя, позавчерашняя?
— Вот что меня и удивляет…
— Значит, еда дальше не проходит, Сергей Федорович. А сколько это уже длится? Рвота?
— Около года.
— Вот видите. — Мишкин покачал головой. — Уже год. Похудели?
— За этот год похудел немного. Килограммов на пять.
— Это много. Прилягте, пожалуйста. Здесь щупаю — не болит?
— Нет.
— Ух, какой плеск. Вы слышите, Сергей Федорович, как в желудке плещется?
— Ну, слышу.
— Это значит, что плохо у вас проходит пища. От голода умереть можно.
— Да я ем.
— Вы-то едите, а вот до тканей не доходит. Судорог не бывает? Руки, ноги по ночам не сводит?
— Вроде нет, Евгений Львович. А может?.. Нет. Пожалуй…
— А может начаться, Сергей Федорович. И по рентгену видно, что у вас плохо проходит. Через сутки — почти половина бария в желудке остается. Боитесь операции?
— Да не так чтобы очень боялся. Но я сейчас совсем ничего. И болей нет.
— Когда уже будет «не ничего» — будет совсем плохо. Пойдемте со мной.
Они вышли из кабинета и вошли в ближайшую палату. На стуле у окна сидел мужчина и читал.
— Петр Николаевич, простите, мы вас потревожим на минутку.
— Что вы, Евгений Львович, всегда готов, всегда, Евгений Львович.
— Вы сидите, сидите. Петр Николаевич, скажите, как у вас болезнь шла, что чувствовали, расскажите все Сергею Федоровичу.
У него сомнения кое-какие.
— Да нет у меня сомнений, Евгений Львович.
— Пожалуйста, послушайте.
— А чего тут особенного рассказывать. Как у всех. Язва у меня была десять лет. Часто в больницах лежал. Больше чем на год не снимались обострения. Потом появилась рвота без обострения. Пришел сюда, и Евгений Львович уговорил на операцию. Сейчас прошло только двенадцать дней — уже совсем другое дело. Ем хорошо, отрыжки нет, рвоты нет…
— Спасибо, Петр Николаевич. Вы поговорите с Сергеем Федоровичем. Я сейчас пойду, а завтра мы с вами все решим окончательно. Хорошо?
Мишкин вышел в коридор, удовлетворенно улыбаясь. Почти наверняка больной будет оперироваться. А иначе ему нельзя.
— Ой, Евгений Львович, а я вас ищу. Марина Васильевна уехала, не дождалась вас, просила передать записку.
«Женечка. Не посетуй, выручай. Мне надо срочно ехать договариваться насчет лифтов. Нас примет начальник конторы. Не хотят пускать в поликлинике — лифтерши не обучены. А народный контроль говорит, что, если не пустим, на меня денежный начет за разбазаривание государственных средств. Я тебя очень прошу — сегодня собирают главных врачей в горздраве. Съезди за меня. Там большое будет сборище. Ты отметься и, если будет возможность, удирай. Заранее спасибо тебе. М. В.».
— Черт подери! На мою голову. «Заранее спасибо»! Когда ехать надо?
— Уже. Через пять минут. Машина поликлиническая ждет внизу.
— Черт возьми. Пойду переоденусь и буду внизу.
Он зашел в ординаторскую — поговорил. Потом в перевязочную — перевязал больную со свищом. Потом в кабинет — покурил с Игорем, потом стал переодеваться, но тут опять за ним прибежали:
— Евгений Львович, вы опаздываете, не успеете отметиться.
— Бегу, бегу. Отметиться-то я успею всегда, а вот удрать, если опоздаю, уже не смогу.
И не смог. Отметился и вынужден был остаться.
На совещании шла речь «об организации медицинского обслуживания в сложных условиях сегодняшних требований», да еще с учетом опасности появления различных инфекционных заболеваний.