И пока Карсидар изо всех сил крепился, чтобы не наделать глупостей и не испортить замечательный план, воины оттащили татарина во тьму, посадили на коня и под дружное улюлюканье и свист отпустили на все четыре стороны.
— Вижу, ты не согласен со мной, — сказал Карсидар тестю, когда все разошлись.
— Согласен аль не согласен — это уж моё дело, — ответил Михайло, покачивая головой. — Ты воевода, а не я, тебе и решать. Хорошо уже то, что ты решаешь.
— Вот увидишь, я прав, — горячился Карсидар, чувствуя, что тесть отнюдь не уверен в правильности его поступка.
— Дай-то Бог, Дай-то Бог, — вздохнул Михайло.
События последующих дней подтвердили прозорливость Карсидара, что ещё больше укрепило его авторитет в глазах всего войска. Русичи снялись с места затемно и, выслав втрое больше обычного разведчиков, тронулись на восток, где расцветала предвещавшая ветреный день алая заря.
Русичи снялись с места затемно и, выслав втрое больше обычного разведчиков, тронулись на восток, где расцветала предвещавшая ветреный день алая заря. Однако татар не встретили, по крайней мере, живых: около полудня разведчики наткнулись на брошенный лагерь ордынцев, посреди которого валялось десятка полтора изрубленных тел. Судя по всему, татары убили нескольких своих, а затем в срочном порядке отошли на восток, к Итиль-реке.
— Нечистый разберёт, что у этих нехристей произошло! — выругался Михайло, когда Карсидар пожелал выяснить его мнение насчёт странной находки. — Одно мне понятно, дорогой зятёк: это всё из-за отпущенного на волю татарина. Так что ищи теперь его да и спрашивай.
Шли по следам вражеского войска допоздна, на ночлег остановились на берегу небольшого озерца, вода которого хоть и была слегка солоноватой, но для питья вполне годилась. Среди ночи часовые подняли тревогу. Быстро прогоняя остатки сна, русичи схватились за оружие. Но тут же выяснилось, что никаких оснований для беспокойства нет. Скорее наоборот: к «великому Харса-колдуну» явилось с повинной около сотни татар, которые в качестве залога привезли связанного по рукам и ногам темника Карагая.
Вот что послужило причиной странного происшествия. Верхушка улуса Джучи во главе с великим ханом Тангкутом заблаговременно готовилась к теперешней войне с русичами и к осуществлению мести ненавистному Хорсадару. Ходили упорные слухи, что последнему уготована каверзная ловушка, из которой ни один могучий чародей не выберется, хотя, разумеется, подробности были известны лишь узкому кругу посвящённых. После провала посольства к Булугаю и отказа кипчаков покориться чингизидам приготовления к походу на Русь ускорились, однако многие младшие ханы, и прежде всего Берке, полагали, что урусы успеют напасть первыми.
Так и случилось. Когда великий Тангкут узнал об этом, он во всеуслышанье объявил, что даст решающее сражение в степи между Доном и Итиль-рекой, где проклятые урусы найдут свой бесславный конец. Предвестником сокрушительного разгрома должен был стать удар по донской переправе. Наконец посланцы принесли Тангкуту весть об успешном нападении. Тогда хан собрал народ на дворцовой площади Тангкут-Сарая и объявил, что Харса-колдуна можно считать мертвецом, а великого Бату — отмщённым. Целый день татары ликовали, а наутро восьмитысячное войско выступило навстречу урусам, чтобы наголову разгромить их.
Накануне произошло столкновение передового отряда татарской конницы с урусами. А ночью случилась настоящая катастрофа: отпущенный на волю пленник прискакал на взмыленной лошади в свой лагерь и пав перед Тангкутом ниц сообщил, что Харса-колдун жив-здоров, что именно он возглавляет войско урусов, и отпущенный видел его собственными глазами.
Если бы вместо избитого плетьми татарина у ног Тангкута упала молния, неизвестно, чего бы он испугался больше. Телохранители увели чудом спасшегося из плена всадника в шатёр хана, и больше его никто не видел. Зато часа через два оттуда вышел сам Тангкут и объявил свою волю: он с тремя тысячами воинов возвращается в столицу, чтобы успеть приготовиться к обороне города и вызвать подмогу из Бату-Сарая и Берке-Сарая. Остальные пять тысяч всадников во главе с темником Карагаем должны любой ценой задержать продвижение врага.
Сказал так — и был таков. Тогда оставшиеся воины начали потихоньку роптать: было очень похоже, что великий Тангкут бросает их на верную погибель, надеясь скрыться, пока оставленные посреди степи пять тысяч воинов будут сдерживать многократно превосходящие силы урусов. Нет, храбрым воинам не жаль было расставаться с жизнью. Однако у них не было никакой уверенности в том, что Тангкут, который допустил такой колоссальный просчёт с колдуном, не бросит на произвол судьбы свой город, как бросил сейчас войско. Может, он вовсе и не собирается оборонять Тангкут-Сарай.
Может, он вовсе и не собирается оборонять Тангкут-Сарай. Ускачет в другое место, отсидится у кого-нибудь из младших братьев, соберёт новое войско, а уже тогда разобьёт урусов. А они тем временем сожгут Тангкут-Сарай, разграбят всё вокруг! А как же жёны, дети? Жалкий скарб…
Впрочем, темник Карагай был опытным командиром и быстро сумел заткнуть рот недовольным, собственноручно зарубив троих бунтарей на глазах у всего войска. После этого воины выдали ещё дюжину смутьянов, над которыми темник также учинил скорый суд. А уж после примерной казни в поисках более удобной позиции Карагай отвёл вверенных ему людей к востоку.