* * *
Между тем положение в северных землях ухудшалось день ото дня.
Вдова Владимира Константиновича обратилась за защитой и поддержкой к племяннику Ярославу Святославовичу. Тот явился в осиротевший Углич во главе трёх тысяч воинов и принялся требовать выдачи виновных в убийстве князя. Вслед за Ярославом сюда прибыл ростовский князь Борис Василькович, также племянник, но не вдовы, а невинно убиенного Владимира Константиновича. И этот привёл с собой тысячи две с половиной войска и в свою очередь занялся поисками смутьянов.
Впрочем, очень скоро выяснилось, что оба князя пекутся не так о восстановлении попранной справедливости, как о собственной выгоде. Каждый рассчитывал посадить на опустевший углицкий стол своего сына вместо несовершеннолетнего Андрея Владимировича. Очень скоро и Ярослав Святославович, и Борис Василькович забыли о поисках убийц и сцепились друг с другом в борьбе за власть в княжестве.
Им не помешало даже то обстоятельство, что Борис Василькович был женат на дочери Ярослава Святославовича. Объятые жаждой власти, зять и тесть стоили друг друга. Ну а Мария Ярославна приняла в их борьбе сторону мужа, стремясь обеспечить будущее своих детей. К тому же она зорко следила, чтобы Евдокия Ингваровна не обратилась за помощью к кому-нибудь ещё.
Хотя к кому обратишься, ежели остальных северных владык занимает одно-единственное дело: война за освободившийся со смертью Андрея Ярославовича великокняжеский престол. Вот где бушевали истинные страсти! Временно покинув родные уделы, во Владимир съехались все многочисленные потомки Всеволода Большое Гнездо, все оставшиеся в живых дети, внуки и подросшие правнуки. Даже самый младший сын основателя династии, Иван Всеволодович, примчался из своего Стародуба, расположенного больше чем за тысячу вёрст от центра событий, чтобы предъявить очередные законные претензии на великокняжеское наследство.
Если бы хищные птицы, появившиеся на свет в одном гнезде, вдруг слетелись вместе и принялись драться, эта драка выглядела бы небольшим недоразумением по сравнению с безобразной свалкой, которую устроили люди. Междоусобица постепенно охватывала весь север Руси, грозя затопить кровью великое княжество с прилегающими уделами.
Да и Борис Василькович в конце концов не утерпел, оставил окрестности Углича и также ввязался в войну за великокняжеский престол. Всё-таки он был правнуком Всеволода Большое Гнездо, а его дед Константин Всеволодович был старше того же Ивана Стародубского. Отчего в таком случае не попытать счастья!
Вдобавок ко всему во Владимире с новой силой вспыхнули ссоры по поводу спорных участков. Приутихшие было бояре как с цепи сорвались. Да ещё к старым спорщикам добавились теперь бывшие фавориты бесславно погибшего Андрея Ярославовича, которым он раздавал земельные участки.
Приутихшие было бояре как с цепи сорвались. Да ещё к старым спорщикам добавились теперь бывшие фавориты бесславно погибшего Андрея Ярославовича, которым он раздавал земельные участки. Отголоски непрекращающихся перепалок расходились эхом по всей Владимиро-Суздальской земле, оставшейся без верховного правителя.
Положение усугублялось тем, что расходившиеся монахи никак не желали утихомириться. Может быть, архиепископу Харлампию и не следовало призывать их браться за дреколье, однако сделанного не исправишь. Толпы вооружённых кольями, топорами, вилами и косами людей под предводительством монахов шатались по большим дорогам, особенно в окрестностях Владимира и Боголюбова, и нападали на всех, кого подозревали в причастности к сатанинскому заговору. Особенно усердствовали в деле «Божьей ревности» монахи Рождественского монастыря, что во Владимире.
Перепуганный Харлампий неоднократно обращался к обезумевшим ревнителям веры с увещеваниями, пытаясь разъяснить, что в провалившейся афёре Андрея Ярославовича участвовало всего несколько человек. Тщетно! Монахи ему не верили, а кое-кто даже начал подозревать, что сатанисты «ублажили» и его, чтоб спасти свои никчемные жизни. И Харлампий вынужден был замолчать, дабы не навлечь на себя беду.
Может быть, беспорядки давно улеглись бы, да только сцепившиеся в междоусобице князья исподволь раздували страсти. Князьям это было выгодно в первую очередь, так как конкурентов легче всего уничтожать с помощью разъярённых толп фанатиков, якобы творящих праведный суд. Например, «божьи ревнители» периодически осаждали чудом уцелевшую после пожара пристройку княжеского дворца в Угличе, где ютилась Евдокия Ингваровна с детьми. Убитая горем вдова никак не могла понять, почему у людей до сих пор остаются подозрения насчёт осиротевшей семьи Владимира Константиновича. И невдомёк ей было, что это «заботливая» Мария Ярославна старается устранить конкурентов…
Однако любая палка имеет, как известно, два конца, и разгоравшаяся смута не могла не повлиять на дела любителей сеять смуту. Народ выходил из повиновения. Из-за любого пустякового происшествия в любой захолустной деревеньке или в любом городишке взаимные обвинения в христопродавстве и дьяволопоклонстве начинали сыпаться, как осенние листья на дорогу. И часто дело заканчивалось кровавыми побоищами.