А ловчий Никита вообще сколотил из углицких гридней, утопивших Владимира Константиновича, нечто среднее между небольшой дружиной и шайкой разбойников. Конечно, у бывших княжеских слуг не было иного выхода, ибо они оказались между Борисом Васильковичем и Ярославом Святославовичем, как меж двух огней. Пытаясь оправдать себя, эти лихие молодцы обвиняли в христопродавстве и ростовского, и муромского князей. Ловчий Никита отрезал голову той самой борзой, которая нашла впавшего в беспамятство послушника, приторочил к своему седлу и поклялся, что как собака будет рыскать по всей Руси, пока не перегрызёт горло всем врагам Христовой веры. После чего бунтари стали гордо именовать себя «собакоголовыми». В общем, угличане были настроены крайне решительно.
Но пока князья дрались за власть, северные княжества приходили в упадок прямо на глазах. Мало кто пахал, сеял и задумывался о будущем урожае. А что же людям есть зимой, если они не запасутся хлебом с осени? Неужели Всемилостивый Господь пошлёт ревнителям истинной веры манну небесную?..
Наконец весть обо всём случившемся достигла Киева. Король Данила не мог безучастно следить за разворачивающейся бойней. Формальный повод для вмешательства у него был: поскольку удельное Стародубское княжество входило в состав Новгород-Сиверской земли, получалось, что в безобразной драке за великокняжеский стол участвует подданный русского короля.
Данила Романович был заинтересован в скорейшем разрешении спора северян, поскольку конфликты, возникшие на родственной почве, имеют свойство затягивать в себя всё новых участников.
Кроме того, можно было ожидать нападения на оставленные без присмотра земли ордынцев с востока или рыцарей какого-нибудь воинственного ордена с запада. За свои границы Данила Романович был спокоен. С одной стороны, последний примчавшийся от воеводы Давида гонец сообщил, что посланное к Тангкут-Сараю войско успешно переправилось через Дон. С другой стороны, западные рубежи Руси стерегли королевские тысячи.
Так что король Данила имел все основания ввязаться в склоку, чтобы защитить интересы удельного князя Ивана Всеволодовича. Поэтому приказав стоявшим в северных городах королевства тысячам срочно собраться неподалёку от столицы, он выехал во Владимир в канун Троицына дня. На время отсутствия Данилы Романовича власть в королевстве перешла к его сыну и соправителю Льву.
Глава XVIII
ОБЪЯСНЕНИЕ
С усеянной благоухающими цветами лесной поляны не хотелось уходить. Зачем? Что ещё, кроме человеческого презрения, ждёт на одиноком хуторе сироту? Была бы жива матушка, а так…
Тем не менее, пора уходить. Кто-то уж очень настойчиво зовёт его…
Читрадрива с трудом разлепил веки и тупо уставился на странное пурпурное кипение, которое колыхалось перед глазами. Что это такое, чёрт возьми? Неужели кровь… Но откуда тогда дивное благоухание цветочной поляны?
Он крепко зажмурился, потом заморгал. Пурпурное кипение не исчезло, зато перестало быть таинственным. На поверку это оказалась багровая ткань, колыхавшаяся от дуновений нежного ветерка. Читрадрива был раздет, укрыт одеялом и лежал на мягкой перине. Чувствовал он себя не лучше, чем виноградина, из которой выдавили весь сок. А может, и хуже. Но всё-таки он нашёл в себе силы, чтобы перекатиться на левый бок.
Читрадрива обнаружил, что лежит на роскошной кровати под огромнейшим пурпурным балдахином, расшитым золотой канителью. Комната была не та, в которую его привёл вчера Лоренцо Гаэтани. И кровать не та, и запах… Это не был аромат благовонного дыма, от которого кружилась и наливалась свинцом голова, в котором увязаешь по макушку и захлёбываешься. Ноздри ласкали и дразнили тончайшие цветочные и острые фруктовые запахи. Любопытно…
За спиной раздался едва уловимый шорох. Читрадрива повернул голову — и его взору открылась такая картина, что он не удержался от изумлённого возгласа. По правую сторону кровати находилось громадное зеркало в богатой золочёной раме. Это было не обычное бронзовое зеркало, а какое-то другое, кажется, хрустальное или стеклянное. Около него стоял массивный столик из чёрного дерева, с ножками в виде львиных лап; на столике были расставлены баночки и коробочки всевозможных форм, цветов и размеров, источавшие тот самый смешанный аромат, который Читрадрива уловил ещё во сне.
Однако дело было не в зеркале и не в столике. Здесь же находилось какое-то подобие низенькой табуретки, обитой алой тканью, а на ней восседала совершенно голая Катарина собственной персоной. Тело принцессы отливало перламутром, а стройные изящные формы приводили Читрадриву в неописуемый восторг. Катарина сидела неподвижно, слегка склонив к левому плечу прелестную головку, приподняв обеими руками копну пышных чёрных волос и пристально разглядывая своё отражение в огромном зеркале.
Услышав восклицание пробудившегося ото сна Читрадривы, Катарина резко обернулась, вскочила и охнула от досады. Её хорошенькое личико мгновенно покрылось пунцовым румянцем. Следующим побуждением принцессы было прикрыть наготу, так как Читрадрива не мог отвести от неё зачарованного взгляда. Катарина схватила со стола крохотную подушечку, с которой посыпалась обильная белая пыль, и прислонила её к низу живота, а другой рукой попыталась прикрыть холмики упругих грудей. Но такая «защита», видимо, не удовлетворила её, и Катарина тут же переменила руки, заслонив подушечкой одну из грудей, а растопыренной пятернёй прикрыв лоно.
Но такая «защита», видимо, не удовлетворила её, и Катарина тут же переменила руки, заслонив подушечкой одну из грудей, а растопыренной пятернёй прикрыв лоно.
Читрадрива ухмыльнулся, с удивлением отметив про себя, что у принцессы почему-то не растут волосы в том месте, где по идее должны расти. Катарина же возмущённо вскрикнула, повернулась к нему боком, попыталась прикрыть подушечкой округлые ягодицы. И наконец под смех Читрадривы догадалась сделать несколько лёгких шажков к балдахину и закутаться в пурпурно-золотистую занавеску. Правда, полупрозрачная ткань, напоминавшая лёгкую алую дымку, не могла скрыть всех её прелестей, но Катарина, за неимением лучшей, удовлетворилась и такой защитой, с облегчением вздохнула и произнесла: