Вестовой доложил, что таврийский князь Василь Шугракович прислал королю связанного по рукам и ногам старого татарина, прибывшего во главе небольшого посольства от великого татарского хана Тангкута, к которому перешло правление после Бату. Посол требовал от Василя присоединиться к Тангкуту, который собирает войска для нового похода на Русь.
Посол требовал от Василя присоединиться к Тангкуту, который собирает войска для нового похода на Русь. Таврийский князь не долго думая схватил его и под конвоем королевских ратников, специально вызванных из ближайшего гарнизона, препроводил в столицу, а всю посольскую свиту казнил.
— Так что король просит тебя, воевода, поторопиться с возвращением, — заключил гонец. — Сам понимаешь, дело не терпит отлагательства.
Карсидар понимал это. Если только всё, что сообщил вестовой, правда, ему придётся снова скакать на юг, дабы проверить таврийские гарнизоны, а то и усилить их. Пожалуй, лучше всего для надёжности перебросить на юг ещё несколько тысяч ратников, мало ли что. В конце концов, половцы — те же дикари, а их князь Василь с трудно произносимым отчеством — тот ещё фрукт. Ежели татары припугнут его посильнее, как знать, не переметнётся ли он на сторону ордынцев…
Но первым делом нужно свидеться с Данилой Романовичем и получить более подробные сведения. У страха глаза велики, вдруг дела обстоят не так уж плохо. В любом случае, до серьёзного разговора с королём и тщательного допроса посла не следует принимать скоропалительных решений.
— Мы с Михайлом поскачем вперёд, — распорядился Карсидар, обращаясь к сопровождавшим его воинам. А гонцу, который вздумал было увязаться за ним, сказал:
— Вернёшься в Киев с моими людьми. Ты устал от быстрой езды и только задержишь нас.
Затем мотнул головой, призывая тестя следовать за собой, хлопнул Ристо по холке — и лёд Роси вновь запел под копытами их коней.
Спустя некоторое время после того, как свита с королевским гонцом осталась далеко позади и исчезла из виду за излучиной реки, всадники выехали на лесистый берег и замедлили шаг. Карсидар снял рукавицы и потрепал Ристо за гриву.
— Ничего, старина, сейчас тебе полегчает, — произнёс он, прислушиваясь к тяжёлому дыханию коня. Да, дряхлеет верный гнедой. И то сказать, сколько уже лет служит он мастеру верой и правдой, в каких только передрягах не побывал, из каких опасных ситуаций не вызволял! А мог бы остаться в Толстом Бору у Векольда, жевать овёс и сено, пить студёную воду и спокойно доживать свой век по ту сторону южных гор… Жаль, что Карсидар не умел читать мысли животных. Он бы дорого дал за то, чтобы узнать, почему Сол и Ристо оказались возле пещеры как раз в тот самый миг, когда поднявшийся шквальный ветер затянул его с Читрадривой в недра горы…
— Небось опять колдовать начнёшь, — угрюмо проворчал Михайло.
— Сам знаешь, Данила Романович ждёт, — возразил Карсидар. — Надо поскорей выяснить, что затеяли татары.
Он поправил колечко с голубым камешком, которое носил согласно местным обычаям на безымянном пальце правой руки, обернулся, поймал чалую кобылу Михайла за сбрую — и сделал первый «прыжок». Они перенеслись вперёд сразу лаута на два (Карсидар всё ещё не привык окончательно к вёрстам, в которых здесь измеряли расстояние, и предпочитал пользоваться орфетанской мерой). Всё прошло хорошо, только чалая немного дёрнулась, когда сразу, в единый миг картина леса перед её глазами изменилась.
Михайло тяжело вздохнул: зятёк снова занялся непотребством.
— Король ждёт! — упрямо повторил Карсидар, немного прикрыв глаза, припомнил следующий отрезок дороги и совершил ещё один «прыжок», потом ещё и ещё…
— Прознают люди, что ты вновь чудесишь, опять косо смотреть станут, — не унимался тесть. — А у тебя уже положение, дом в Киеве, жена, сын… — а немного помедлив, добавил нехотя:
— Как был поганцем Хорсадаром, прости, Господи, так им и остался, хоть теперь ты королевский воевода.
— Как молниями днепровский лёд колоть, так все об этом забывают, — огрызнулся Карсидар и словно невзначай обронил:
— Я уж не говорю о том, что некий тысяцкий Михайло сам не без греха.
— Ага, конечно! — возмутился тот. — Ты у любого читаешь в душе.
— Но не всякий понимает меня. А после отъезда Андрея ты один остался такой.
Тесть крякнул от досады, но промолчал. Карсидар намекал на особую чувствительность Михайла к его мыслям и настроениям. Разумеется, колдовством это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Просто ему удавалось общаться с Михайлом неслышно для окружающих. Правда, тесть не мог посылать Карсидару мысли, зато, если расслаблялся, Карсидар легко посылал мысли ему и читал ответные мысли Михайла. Бог знает, в чём тут было дело, но факт оставался фактом: проделывать это Карсидар ни с кем больше не мог, даже с Милкой. Бесспорно, жена иногда угадывала его помыслы и желания, но именно — угадывала.
Значит, уникальный талант у Михайла имелся. И Карсидар всегда мог напомнить тестю, что колдун здесь не он один, ибо что же есть пассивное восприятие мыслей, как не колдовство!
Заставив Михайла прикусить язык, Карсидар вплотную занялся «прыжками». Перемещались они глухими просёлочными тропами, чтобы не устроить невзначай переполох на больших дорогах, где, несмотря на мороз, ещё попадались проезжие. Просёлки Карсидар знал довольно плохо, и ему постоянно приходилось пользоваться знаниями опытного Михайла, словно картой.