К счастью, с неприятелем русичи больше не сталкивались. Поведение татар красноречиво свидетельствовало о том, что они рады были вступить в схватку.
И скорее всего, выиграли бы её. Однако человек в рыжей шапке, по-видимому, начальник, остановил готовых ринуться в бой всадников. Но почему?.. Русичи терялись в догадках.
— Ну, довольно говорить об этих шелудивых псах, — сказал Карсидар, выслушав окончание рассказа. — Не допустил их главный до драки — значит, испугался.
— А чего бояться-то, — резонно возразил «коновал», укоризненный взгляд которого Карсидар перехватил под градом стрел на середине реки. — Нас, почитай, жалкая горстка, да ещё с ранеными. Эти нехристи нас издали перестреляли бы, вот и весь сказ!
— Точно, истинную правду Демид сказал, — загомонили остальные. — Мы ж перед ними как на ладошке были, ни деревца кругом, ни кусточка. Лошадей на всех не хватит, а пешему против конника биться тяжело. Там бы мы и полегли до единого, кабы татарва не повернула вспять.
— Да что, утром об этом нельзя поговорить, в самом-то деле?! — возмутился воин, поддерживавший Карсидара. — Сейчас уже поздно, давайте-ка спать, вон и воевода…
— Спасибо, мне уже лучше, — поспешно прервал его Карсидар, опасаясь, что ратник скажет сейчас: «…вон и воевода ранен, стоять не может». И умолк, поражённый внезапной догадкой.
— Так ты ранен? — удивился «коновал» Демид. — Что с тобой?
— Пустяки, стрелой царапнуло, — бросил Карсидар, вслушиваясь в собственные ощущения. И опять ему показалось, что один из воинов едва не сказал: «Вот так пустяки! Вячко и тот не в силах ничего поделать».
Впрочем, это лишь показалось. Карсидар по-прежнему не слышал чужих мыслей, по-прежнему не мог сосредоточиться на вправленном в кольцо голубом камешке, хотя теперь чувствовал себя теперь гораздо лучше. Рана не переставала болеть, но Карсидар вполне мог опереться на простреленную ногу, да и жара уже не ощущал. Это было неожиданным и оттого очень приятным сюрпризом! Кроме того, почему поддерживающий его воин промолчал? Неужели Карсидар сумел заставить его попридержать язык… Выходит, татарский колдун прекратил строить козни? Может, он бежал отсюда? Следил, когда вернутся русичи, унесённые на плотах течением, а теперь помчался к своим?
Но с какой стати? Странно всё это…
Карсидар искренне желал разобраться во всём происшедшем, поэтому, радуясь наступившему облегчению, сказал:
— А и правда, нечего тут стоять! Некоторые из вас ранены, в самый раз вам погреться у костра, поесть да отоспаться. Небось намаялись, — и отпустив плечо помогавшего ему воина, повернулся и бодро заковыляв к лагерю.
Однако с каждым шагом Карсидар чувствовал, как левая голень наливается расплавленным свинцом, а бодрость улетучивается. Наконец остановился и позвал негромко:
— Эй…
Ратники бросились к воеводе, заговорили возбуждённо:
— Что? Что случилось? Опять тебе плохо?
— Да так… — неопределённо сказал Карсидар, но тут же опёрся о плечи сразу двух человек и прохрипел:
— Пить охота.
В самом деле, теперь и во рту пересохло.
— Я сейчас! — воскликнул один из воинов, бросаясь к реке, но тут же остановился и с досадой воскликнул:
— Эх, дурья башка! У меня ж даже шелома нету…
— Я принесу, — вздохнул Демид, направляясь в темноту и стаскивая с головы шлем. — Сейчас, Давид, сейчас…
— Нет, — сказал Карсидар.
— Лучше отведите меня к воде. Умоюсь, глядишь, и полегчает.
Поддерживавшие его воины повернули назад, за ними увязались ещё несколько человек, переживавшие за воеводу. И вот Карсидар почувствовал, как с каждым шагом боль уходит, свинцовая тяжесть сменяется неприятным, но вполне терпимым покалыванием, а сухость во рту исчезает. В непосредственной близости от воды он отпустил провожатых, сам сделал два последних шага, лёг на живот и с огромным облегчением принялся пить холодную речную воду и умываться. Потом сел, отряхнулся и объявил:
— Вот что. Который из вас не сильно устал, пусть сбегает в лагерь и приведёт ко мне Вячка. Быстро. Также принесите сюда мои вещи. Я, пожалуй, заночую здесь.
Воины непонимающе переглянулись.
— Здесь мне больше нравится, — пояснил Карсидар и обратился к сопровождающим:
— Остальные пусть уходят, а вы останьтесь-ка со мной, вчетвером веселее. Пусть принесут и ваши вещи, а вы разводите костёр.
И пока ничего не понимающие воины исполняли его приказание, Карсидар ещё раз всё обдумал и сопоставил ощущения, которые испытывал в течение дня. Сначала он был ранен, но старался не замечать этого, насколько позволяли обстоятельства, просто обломал стрелу и дрался с татарами наравне с другими. Затем вернулся к месту высадки и занялся переправой. Тут самочувствие Карсидара ухудшилось, однако он приписал ухудшение непрерывному беспокойству по поводу притаившегося поблизости колдуна и возможности нового нападения.
А вот когда рубил ветки, собирал камни и хоронил Ристо, усталости и боли в ноге почему-то не замечал. Опять же, это можно было объяснить тем, что Карсидар дал волю чувствам. Горе приглушило болезненные ощущения, которые проявились вполне лишь после возвращения в лагерь. Здесь болезнь окончательно победила его, и даже Вячко не смог ничего поделать.