Камень сверху, камень снизу, слева?справа тоже камень.
Это не детская песенка?дразнилка, в натуре камень со всех сторон. И давит так, словно в пещеру какую забрался, глубоко под землей. Хошь, вперед иди, хошь назад — пейзаж практицки не меняется. Подходящее местечко для долгой и счастливой жизни!… И какому мудиле сказать за него спасибо? У кого тут такое больное чувство юмора?
Я, между прочим, еще не ужинал сегодня. И обед у меня был чисто символический. Заработался конкретно. Думал, вечером доберу нужные калории и вдруг такое попадалово! И я посреди всего этого. Сам. Один. Ни спросить, ни послать, как говорится. Абыдно.
А все?таки психологи не совсем психи. Не зря советуют общаться. Типа, расскажи о своей проблеме и тебя попустит. Вот и меня попустило, а ведь поговорил только с собой, любимым, да и то, не раскрывая рта. Все равно помогло. Проблема, правда, никуда не делась. Только отошла в сторону и ждет, когда я отлеплюсь от пола и пойду себе дальше.
Отлепился, пошел. Ну, направление пока менять не станем, чего там сзади я уже видел. А вот чего впереди — это будем посмотреть.
И посмотрели очень даже скоро. Только за поворот завернули и аккурат в тупик впечатались. В натуре.
В натуре. И в темноте.
Всю жизнь любил такие вот приколы. Очень уж они аппетит улучшают. И для нервов они того…
Постоял, вспомнил все ругательства, какие знал, и тут до меня дошло: воздух?то свежее стал. Я быстренько забежал за поворот, схватил факел — настоящий оказался, не имитация — и стал осматривать тупик.
Завал. Огромный такой булыжник и несколько камешков поменьше. Надежно они коридор перекрыли. Не раскапывать — взрывать надо. Или другой выход искать. Вот только сквозняком тянуло и весьма настойчиво.
Не сразу, но разобрался: трещина. Снизу вверх. Широкая. Скалолазы такую камином называют. Это если снизу смотреть. Ну, а если сверху, то колодцем. Из колодца, говорят, звезды видно, даже днем. Я вот тоже увидел. Где?то очень высоко. Там, куда факел и не досвечивал. Но до этого высоко, как до горизонта. Да и не большой я любитель лазать по трещинам. Без страховки. Мне руки беречь надо. Кормят они меня. Да и костюмчик жалко. Я за него зеленью платил, кровно заработанной.
Так что постоял я, подышал свежим воздухом и обратно пошел. Вместе с факелом. А то свет здесь ну прям интимный, через каждые сто шагов факел. А между ними как хошь: хоть наощупь, хоть с закрытыми глазами. Мне вот повыделываться захотелось: то шаги считал, то факел взял. Решил, мол, я самый умный. Остальные, типа, погулять вышли.
Говорили же мне: Леха, будь проще, и люди к тебе потянутся — забыл. И совет забыл и то, что я не единственный пацан в мире — все забыл. Вот мне и напомнили. Конкретно так. Спасибо, что не до смерти. Везло мне в этот день на добрых людей.
2
Голова болит так, что аж глаза дергаются. Закрытые. И тяжесть в затылке конкретная.
Это сколько ж я вчера выпил? И чего с чем намешал?
Воспоминания объявили лежачую забастовку и расползлись по углам.
А вот кантовать меня не надо! И трясти тоже. Вы чего русского языка не понимаете? Я же сейчас блевать начну. Ну, раз не понимаете, вам же и убирать. А пинать меня зачем? Я же честно?благородно предупредил…
Ну, чего теперь трясете? Работать надо? Не?е. В таком состоянии я опасен для окружающих. Мне б отлежаться денек?другой. Оставьте меня, а? Положите, где взяли. Что я вам такого сделал?! Изверги! Лучше убейте! И зачем вы меня так напоили вчера?
Или это позавчера было?… И что за повод у отмечалова? Ни черта не помню — солидный должно быть повод.
Слышь, мужики, а на каком языке вы ругаетесь? Из десяти слов я одно только понимаю. Или два. Кажется.
Во блин, чего же такого мы отмечали?! И где это я? Домом и не пахнет. И с глазами моими что? Ни хрена же не вижу!…
Ослеп, в натуре, ослеп!
Говорили мне: будешь много пить — руки дрожать станут. Фигня! Глаза первыми отказали. Как же я теперь буду? Чего я наощупь?то могу?
Ну, мужика от бабы отличу.
Слышь, ты не обижайся, это я сослепу. Мне вообще?то бабы нравятся. А, ты не обижаешься? Вот и хорошо. Вот и путем все… Эй, я же сказал, мне бабы нравятся! Ты че, глухой? И не надо меня раздевать. В натуре, останемся друзьями. Слышь, падла, и не думай даже, я не из таких…
Я прозрел! Я снова вижу!
А всего и делов?то — открыть глаза. И сразу одной проблемой меньше. И второй тоже. Извращенцу оказывается не я нужен, а мой прикид. Ну, и забирай, не жалко, новый куплю. Только трусы оставь и документы. Эй, урод, трусы мои тебе зачем?!
Удар по кумполу.
Темень.
Мне надо делать трепанацию черепа. Срочно. А наркоза нет. Закончился. Во влип…
— Ничего, мы и без наркоза обойдемся, — изуверски улыбается доктор. Брюхо его горбатится под зеленым халатом пивным бочонком или девятым месяцем. — Применим современную технологию. Можем западную, можем восточную. Больной, вы что предпочитаете?
Я невразумительно мычу, пока мои руки привязывают к шесту.
— Хорошо зафиксированный больной в анестезии не нуждается, — басом хохочет жирнопузый.
Появляется еще один персонаж. Старик азиатской наружности, упакованный в костюм нинзи. Но костюмчик не черный, а темно?зеленый. В руках старика длинный шнурок. Извивается в пальцах, как живой.