Не причинять вреда жизни или имуществу сопутника… служить щитом и посохом… делить тяготы… не умышлять предательства…
И чего?то там еще. Короче, договор о сотрудничестве и ненападении. Время действия -путешествие. Потом хоть на запчасти своего попутчика разбери. И нарушением клятвы это не будет.
Девка предложила, я не стал отказываться. Лучше пусть рядом идет, чем впереди или сзади. Это не паранойя с голубым уклоном, просто спокойнее мне так.
Если нет глаз на затылке, держи ушки на макушке, пистолет в руке, а попутчика на мушке.
Лева у нас спец по выживанию и глупых советов не дает.
Тощая поглядывает на меня с повышенным вниманием. Типа, я тебе верю. Пока вижу. Ну, прям, вторая Ларка.
— Что там? — кивает на средний туннель.
Туда она намылилась, когда я сказал свое стой!.
— Там?…
Яма… круглая… каменная… глубокая… лестница в ней… спиралью… ступени… карниз…еще ступени, еще карниз… спускаюсь к центру, к свету… каждый оборот все меньше… узкий карниз… и вот я падаю, лечу вниз… свет притягивает…из тела что?то уходит… то, что уходит во время сна, обморока или…
Нет! Не хочу!
Тощая стоит рядом, тянется рукой, но не трогает. И правильно делает. Не надо меня сейчас трогать. Страшно мне. Ударить могу. Она понимает и опускает руку.
— Что там? Ловушка?
Тихо так, насторожено спросила. Вроде того больного, что спрашивает у врача: У меня рак? И меньше всего хочет услышать да. Ответить Тощей нет я не могу. Только киваю.
— Тоже срабатывает на счет четыре?
Пялюсь на девку, будто совсем уж запредельное сказала она. Потом вспоминаю: сам же ее научил.
— Не?е. На счет раз это срабатывает. Раз — и тебя уже нет!
— Ты есть, — не соглашается. — Ты не попал в ловушку.
— Попал, — зачем?то спорю я. — Умер я в ней. Кажется.
Узкая ладошка покачивается у меня перед грудью. Вверх, вниз, влево, вправо. Линии на ладони красные. Яркие. Даже в полумраке видно.
— Ты не похож на мертвого.
А в голосе сомнение. Совсем немного, но я умею это слышать.
— А на живого?
— И на живого. Может, все ларты такие?
— Может. Я не специалист по ним.
— Я тоже.
Помолчали.
Стоим перед тремя тоннелями, выбираем. Блин, только камня не хватает, с надписью. Направо пойдешь — битым будешь, прямо — по шее накостыляют, а на лево свернешь — дома получишь. Твоя Василиса.
Ни меня, ни Тощую Василиса не ждала, вот мы и свернули налево. Девка как?то унюхала, что левый ход вниз ведет. А я возьми и брякни, что вниз катиться легче. Так и выбрали.
Идти действительно оказалось не трудно, только темно. Ну, к темноте я быстро привык. А тишина настораживала. Словно не девка впереди идет, а привидение на антиграве. Хоть бы сказала чего?нибудь.
Только подумал, она и сказала, будто мысли мои прочитала.
— А какая там ловушка?
Лучше б она молчала. Нашла тоже тему для разговора…
— Страшная, — выдыхаю гулким шепотом.
Нашла тоже тему для разговора…
— Страшная, — выдыхаю гулким шепотом.
— Расскажи.
— А вдруг она услышит и сюда придет?
Дурацкая, понятно, отмазка, но очень уж не хотелось о яме рассказывать.
— Тогда не надо! — Девка, похоже, купилась. — Лучше скажи, откуда узнал про ловушку.
— А может, я сам в ней побывал?
— Ты не похож на Воскресшего.
— Откуда ты знаешь?
Ничего умнее не придумал спросить.
— Видела. Ты не такой.
Ну, дела! Тут, оказывается, и воскреснуть можно! Здорово. Или эта лафа не для всех?
— Так откуда узнал? — повторяет Тощая.
Вот привязалась!…
— Приснилось мне. Вот откуда!
При свете я бы такого не сказал. Но в темноте многое можно.
— А?а… Тогда хорошо.
— От чего это тебе хорошо?
— Сну можно верить.
Уверенно так сказала. Как отрезала. Похоже, здесь другое отношение к снам. Если то, чего было со мной, сон. Но уж лучше сон, чем в натуре! В такой натуре пусть герои живут. Или самоубийцы. А мне и… хотел сказать:…и дома не плохо, но вдруг вспомнил, что дома меня поджарить хотели. Мне лучше домой не торопиться. Здесь тоже хорошо. В темноте. Не стреляют… больше. И пока не убивают. А что еще нормальному пацану надо? Немножко света и жратвы не помешало бы. Но и без них…
Света пришла. Тонкой полосой справа. Знакомого бледно?желтого цвета. Тоньше только и ниже.
Мы тут же — шире шаг. Даже этого света хватало пыль под ногами разглядеть и половину коридора. Тощая отлепилась от стены и пошла рядом. Ноги у нее длинные, да и я не слишком широко шагаю. Не по проспекту все?таки идем… ясным солнечным днем. А темной ночью мы крадемся на полусогнутых ногах…
Во, блин, только стихоплетства мне не хватает. На трезвую голову и пустое брюхо я такого наплету — все человеконенавистники умрут от зависти.
Разговор сдох. В темноте проклюнулся, а свет его безжалостно задавил. Так всегда бывает между малознакомыми.
Шли молча. Ходьба само по себе медитативное занятие, а по пустыне… Стоп! Пустыня была во сне. А здесь коридор, я и Тощая. Ну, еще пыль под ногами, что глушит шаги.
Так беззвучно мы и шли. А нам никто не мешал. Словно мы единственные живые в этом коридоре, а может, и во всем этом, по?дурацки построенном здании.
Не заметил я, когда полоса стала утончаться. Постепенно это происходило. Глаза привыкали, а мозги не ловили изменений. Вот когда свет совсем пропал, тогда и они очнулись: темно, однако, сообщили. А я и сам уже вижу, что темно. И что нитка света обрывается сзади. Метрах в двух.