Главой британского правительства был назначен военно-морской министр, первый лорд Адмиралтейства Уинстон Спенсер Черчилль, до войны одиннадцать лет находившийся в политической изоляции и высмеиваемый соперниками за мрачные пророчества о грядущей войне с Гитлером.
Заслуги Черчилля общеизвестны, а степень влияния на мировую политику трудно переоценить — теперь он один определял стратегию, разрабатывал планы, добивался их выполнения, в самые тяжелые для Британии дни оставаясь хладнокровным и эффективным администратором. И нация была готова к любым жертвам до тех пор, пока правительство ясно показывало, к чему оно стремится, и делало все от него зависящее для предотвращения гитлеровского вторжения на Остров и окончательной победы в перспективе.
Перспектива же казалась чрезвычайно туманной и сомнительной — два титана, СССР и США, в войну еще не вступили, а самая многочисленная в Европе французская армия была разгромлена всего за сорок дней. Черчилль дал понять англичанам, что мира с Гитлером не будет никогда и ни при каких условиях — «Вы спросите в чем наша политика? Я отвечу: вести войну на море, земле и в воздухе со всей силой, данной нам Богом. В чем наша цель? Я могу ответить одним словом: победа, победа любой ценой, победа несмотря на весь террор, победа, какой бы трудной и долгой ни была дорога; ибо без победы для нас не будет выживания» [1] . Черчилль говорил стране, она не выстоит лишь утеряв решительность; как во времена испанской Великой Армады, Креси, Азенкура и наполеоновских войн, каждый британец должен обратиться к лучшему в себе и мобилизовать все свои силы.
Аристократ, потомок герцога Мальборо, стал вождем простого народа и сумел внушить каждому, лендлордам и простым рабочим, что победа неизбежна.
В агонизирующей Франции сильной личности не нашлось. Может быть, окажись президентом или премьером талантливый генерал Шарль де Голль, правительство эвакуировалось бы в африканские колонии или в Канаду, мощный французский флот укрылся в английских портах, а сохранившаяся часть армии могла переправиться в Алжир, где продолжила бы борьбу. Перед самой катастрофой Черчилль решился на невиданный прежде шаг — предложил премьеру Рейно объединить Соединенное королевство и Французскую республику в едином государственном устройстве с единой конституцией, общим гражданством, финансовой и военной политикой. Но в Париже не верили в будущее, а маршал Петэн апатично заявил, что согласие на объединение с Англией будет означать «присоединить себя к трупу» — руководство Франции полагало, что разгром неизбежен, а после победы на континенте Гитлер примется за англичан и они разделят судьбу союзников…
Бывших, кстати, союзников — Франция, изменив прежним обязательствам, 22 июня 1940 года подписывает перемирие и капитуляцию.
Черчилль немедленно приказывает кораблям эскадры сэра Сомервила открыть огонь по французскому флоту в Оране и ни о чем не жалеет — компромисса не будет. Английские войска терпят сокрушительные поражения от Африканского корпуса Роммеля и японцев, теряют Сингапур, Малакку, Ист-Индию, Рангун, немецкие подлодки господствуют в Атлантике, в Метрополии введены карточки на продукты, положение близко к критическому, но…
Но через пять лет в Ялте Черчилль, Сталин и Рузвельт создадут новую карту Европы и проведут новые границы в мире победителей. Вопреки мнению бесчисленных скептиков Британия выстояла, потеряв лишь 307 тысяч солдат погибшими — в три раза меньше, чем в Первую мировую.
Теперь представим себе другую, куда менее приятную картину. Соединенное королевство остается без лидера, не утерявшего веру в конечную победу вопреки всему, дом Черчилля в Чартвеле накрывает немецкая бомба, у руля остаются «миротворцы», бесцветная моль наподобие Чемберлена, лорда Галифакса или Болдуина, а то и фашиста Мосли. Что дальше?
Подписан мир (сопротивляться бессмысленно, никто не хочет вторжения на Остров и огромных жертв!), нацисты получают доступ к неисчерпаемым ресурсам Британской Империи, чьи колонии и доминионы занимают площадь четверти суши — тридцать пять миллионов квадратных километров (СССР — двадцать два с половиной миллиона!), Америка продолжает придерживаться политики самоизоляции и, забыв о покоренной Европе, ведет затяжную войну с Японией на Тихом океане. Баланс сил окончательно смещается в пользу Германии, союз между тремя державами становится невозможным…
Цивилизации очень повезло, что против неиссякаемого источника деструктивной энергии Гитлера выступили твердая решимость Черчилля, воля Сталина и прагматичность Рузвельта — самых выдающихся личностей своей эпохи. Очень сомневаюсь, что Красная армия вошла бы в Берлин в 1945 году, управляй страной товарищи Хрущев, Берия или Каганович. Ну не звучит это — «За Родину, за Хрущева!», решительно не звучит…
В мирные, стабильные времена смерть главы государства не вызовет коллапса власти и глубокого общественного шока, чреватого непредсказуемыми последствиями — существует система преемственности, пирамида управления рассчитана и не на такие удары. Неизвестно, что случилось бы, окажись Джон Кеннеди убит в разгар Карибского кризиса, но после его благополучного разрешения и выстрелов в Далласе ничего особенного не произошло. Да, это преступление вызвало широчайший резонанс, многие восприняли смерть наиболее здравомыслящего президента послевоенного времени как личную трагедию, но уже через несколько часов присягу принял Линдон Джонсон и жизнь продолжилась… А вот внезапная гибель Иосифа Сталина в июне 1941 года могла бы повлечь за собой катастрофу, рядом с которой прорыв Вермахта к Москве или Сталинграду покажется детской игрой в песочнице.