— Плутарх говорил, что вам можно доверять, — добавляет Крессида.
Чудесно, она одна из людей Плутарха. Так что, если она первым делом не сдаст нас Капитолию, то уведомит Плутарха и, соответственно, Койн, о нашем местоположении. Нет, магазин Тигрис — не идеал, но это все, что у нас есть на данный момент. Если, конечно, она согласится нам помочь. Она вглядывается то в старенький телевизор на стойке, то в наши лица, будто пытаясь сопоставить нас. Чтобы облегчить ей задачу, я стягиваю шарф, снимаю парик и подхожу ближе, так, что свет от экрана падает на мое лицо.
Тигрис издает низкий рычащий звук, но не такой, каким меня обычно встречает Лютик. Она сползает со стула и исчезает за полкой с меховыми леггинсами. Раздается звук скольжения, а затем появляется ее рука и манит нас за собой. Крессида смотрит на меня, будто спрашивая: «Уверена?» Но разве у нас есть выбор? Возвращение на улицы при данных обстоятельствах гарантирует нам плен или смерть. Я раздвигаю меха и вижу, что Тигрис сдвинула панель у основания стены. И там, кажется, крутая каменная лестница. Она жестом приглашает меня войти.
Вся эта ситуация так и кричит: ловушка! На мгновение я впадаю в панику и поворачиваюсь к Тигрис, вглядываясь в эти желтые глаза. Почему она это делает? Она не Цинна, готовый пожертвовать собой ради других. Эта женщина — олицетворение всей пустоты Капитолия. Она была одной из звезд Голодных Игр до тех пор, пока… Пока перестала ею быть. Тогда что же это? Обида? Ненависть? Месть? На самом деле, эта мысль меня утешает. Жажда мести пылает долго и обжигающе. Особенно, если каждый взгляд в зеркало укрепляет ее.
— Сноу отстранил тебя от Игр? — спрашиваю я. В ответ она просто смотрит на меня. И недовольно дергает своим тигриным хвостом. — Знаешь, я ведь собираюсь его убить.
Ее рот расплывается в том, что можно принять за улыбку. Успокаивая себя тем, что это не полное безумие, я проползаю в отверстие.
Пройдя по ступеням примерно полпути, я упираюсь лицом в висящую цепочку и тяну за нее, освещая укрытие мигающей люминесцентной лампой. Это небольшой подвал без окон и дверей. Невысокий, но широкий. Вероятно, промежуток между двумя настоящими подвалами. Место, существование которого может остаться незамеченным, если вы не очень придирчивы к мелочам. Тут холодно и сыро, и лежат горы шкур, которые, я полагаю, не видели дневного света годами. Если только Тигрис не сдаст нас, я уверена, здесь нас никто не отыщет. К тому времени, как я ступаю на бетонный пол, мои спутники уже на ступенях. Панель возвращается на привычное место. Я слышу, что стойки с бельем на скрипучих колесах отъезжают обратно. Тигрис бредет к своему стулу. Её магазин поглотил нас.
Как раз вовремя, потому что Гейл на грани потери сознания. Мы сооружаем постель из шкур, снимаем с него слои обмундирования и помогаем ему улечься на спину. В конце подвала есть кран, на высоте фута над землей, и сток под ним. Я открываю его, и после долгого шипения и нескольких литров ржавчины, вытекает чистая вода. Мы промываем рану на шее Гейла, и я осознаю, перевязки недостаточно. Нужно накладывать швы. В аптечке есть игла и стерильная нить, но нам не хватает доктора. Мне приходит мысль привлечь сюда Тигрис. Она стилист, она обязана знать, как орудовать иглой. Но это оставит магазин без присмотра, к тому же, она уже сделала предостаточно. Приходится признать, что я, возможно, больше всех гожусь для этой работы, поэтому, стиснув зубы, начинаю накладывать ряд неровных стежков. Не красиво, зато практично. Я обрабатываю их мазью и перебинтовываю.
Даю ему немного болеутоляющего.
Я обрабатываю их мазью и перебинтовываю.
Даю ему немного болеутоляющего.
— Теперь ты можешь отдохнуть. Здесь безопасно, — говорю я ему. Он мгновенно засыпает.
В то время как Крессида и Полидевк сооружают для нас меховые гнезда, я занимаюсь запястьями Пита. Аккуратно промываю их от крови, наношу антисептики и перевязываю под наручниками.
— Ты должен держать их в чистоте, в противном случае инфекция может распространиться и…
— Я знаю, что такое заражение крови, Китнисс, — говорит Пит. — Даже если моя мать не лекарь.
Я мысленно возвращаюсь в прошлое, к другой ране, к другим бинтам.
— Ты сказал мне то же самое на первых Голодных Играх. Правда или ложь?
— Правда, — говорит он. — А ты рисковала своей жизнью, чтобы получить лекарство, которое спасло меня?
— Правда, — я пожимаю плечами. — Только благодаря тебе я все еще была жива и могла сделать это.
— Мне? — мои слова приводят его в замешательство. Должно быть, он во власти каких-то сияющих воспоминаний, потому что его тело напрягается и, в недавно перевязанные запястья впиваются металлические браслеты. И вся энергия вытекает из его тела. — Я так устал, Китнисс.
— Ложись спать, — говорю я. Он не засыпает, пока я не приковываю его наручниками к перилам лестницы. Наверное, это жутко неудобно — лежать с руками над головой. Но через несколько минут он тоже засыпает.
Крессида и Полидевк соорудили для нас кровати, аккуратно сложили еду и лекарства, и теперь спрашивают, как я собираюсь назначать дежурства. Я смотрю на бледного Гейла, на прикованного Пита. Полидевк не спал несколько дней, а мы с Крессидой дремали всего пару часов. Если отряд Миротворцев войдет в эту дверь, мы будем в ловушке, словно крысы. Мы целиком и полностью отданы на милость дряхлой женщине-кошке, в которой, я очень надеюсь, кипит всепоглощающая страсть к смерти Сноу.