Звучит нормально. Не так уж сильно отличается от той жизни, которую он вел после того, как мы ушли. Кроме момента о его вероятном расстреле. Если он станет слишком тощим, я смогу стащить с кухни немного требухи, при условии, что мое следующее условие из списка выполнят.
— Я хочу охотиться. С Гейлом. В лесу, — говорю я, и все замолкают.
— Мы не будем далеко уходить. Пользоваться будем своими собственными луками. А на вашей кухне появится мясо, — добавляет Гейл.
Я спешу вставить слово, прежде чем они могут отказать:
— Просто… Я не могу дышать, сидя здесь взаперти как … Мне гораздо быстрее стало бы лучше, если … я смогла бы охотиться.
Плутарх начинает объяснять минусы — опасности, дополнительная безопасность, риск получения травмы — но Койн прерывает его.
— Нет. Разреши им. Дай им два часа в день и вычти их из учебного времени. Нахождение в пределах радиуса в четверть мили. С коммуникаторами и выслеживающими браслетами. Что дальше?
Я просматриваю свой список.
— Гейл. Он будет нужен мне для всего этого.
— С тобой в качестве кого? При выключенной камере? Рядом с тобой все время? Ты хочешь представить его в качестве нового любовника? — спрашивает Койн.
Она произнесла это без какого-либо злого умысла, наоборот, — ее слова очень равнодушны. Но мой рот все равно открывается от шока: — Что?!
— Я считаю, мы должны продолжать придерживаться прежней легенды с романом. Быстрый переход от Пита может привести к тому, что ты разонравишься людям, — отвечает Плутарх. — Особенно если учесть, что они думают будто ты беременна от него.
— Согласна. Итак, при камере Гейл может изображать одного из повстанцев. Подходит? — Говорит Койн, а я просто смотрю на нее. Она нетерпеливо повторяет. — Ради Гейла. Этого будет достаточно?
— Мы всегда можем представлять его в качестве твоего кузена, — поясняет Фалвия.
— Мы не родственники, — произноси мы с Гейлом одновременно.
— Да, но, возможно, для камеры нам нужно придерживаться такой версии, — говорит Плутарх. — Вне камеры, — может быть кем угодно. Еще что-нибудь?
Я потрясена таким поворотом разговора. Намек на то, что я запросто могла бы избавиться от Пита, что я влюблена в Гейла, что все это было лишь игрой. Мои щеки начинают гореть.
Даже упоминание, что я думаю о том, кого хочу представить в качестве моего любовника, придает ситуации очень унизительный оттенок. Я поддаюсь своей злости и выдвигаю самое важное условие:
— Когда война закончится, если мы победим, я хочу, чтобы Пита пощадили.
Мертвая тишина. Я чувствую, как тело Гейла напряглось. Думаю, мне стоило бы сказать ему об этом раньше, но я не знала, как он отреагирует. Не тогда, когда дело касается Пита.
— Ему не должны причинить никакого вреда, — продолжаю я. Новая мысль приходит в мою голову. — То же самое касается и других трибутов, Джоанны и Энобарии. — Откровенно говоря, мне совершенно все равно, что будет с Энобарией, жестоким трибутом из Дистрикта-2. Она вообще мне даже не нравится, но кажется неправильным вот так бросать ее одну.
— Нет, — твердо произносит Койн.
Она вообще мне даже не нравится, но кажется неправильным вот так бросать ее одну.
— Нет, — твердо произносит Койн.
— Да, — отвечаю я на её выпад. — Не их вина, что вы бросили их на арене. Кто знает, что Капитолий делает с ними?
— Их будут судить вместе с другими военными преступниками, и обойдутся так, как решит суд, — говорит она.
— Им предоставят безопасность! — Я вскакиваю со стула, и говорю громким, звенящим голосом. — Вы лично пообещаете это перед всеми жителями Тринадцатого Дистрикта и оставшимися из Двенадцатого. В ближайшее время. Сегодня. Это запишут для будущих поколений. Вы лично и все ваше правительство отвечаете за их безопасность, или же вам придется искать себе другую Сойку!
Мои слова повисают в воздухе на долгое время.
— Это она! — Я слышу, как Флавия шепчет Плутарху. — Точно. В костюме, на заднем фоне выстрелы, и в окружении легкого дыма.
— Да, это то, что нам нужно, — шепотом говорит Плутарх.
Я хочу одарить их свирепым взглядом, но чувствую, что мне нельзя сейчас отворачиваться от Койн. Я вижу, как она взвешивает мой условия и возможную выгоду, которую может от меня получить.
— Что скажете, Президент? — спрашивает Плутарх. — Вы могли бы подписать официальное помилование, учитывая обстоятельства. И этот мальчик… он даже несовершеннолетний.
— Верно, — наконец говорит Койн. — Но тебе бы лучше выполнить свою роль.
— Я её выполню, когда вы сделаете заявление, — говорю я.
— Объяви национальное собрание в целях безопасности во время сегодняшнего Совета, — приказывает она. — Я сделаю объявление. В твоем списке еще что-нибудь осталось, Китнисс?
Я сжала листок в своей правой руке. Но я разглаживаю его на столе и зачитываю неровные буквы.
— Еще одна вещь. Я убью Сноу.
Впервые за все время я вижу подобие улыбки на губах президента.
— Когда придет время, я тебе в этом помогу.
Может быть она и права. У меня нет ни единой причины, чтобы убивать Сноу. И думаю, я и в самом деле могу рассчитывать, что в этом она мне поможет.
— Довольно справедливо.
Койн перевела взгляд на свою руку, на часы. Похоже, она, как и остальные, придерживалась расписания.