Стиснув зубы, я бегу, спотыкаясь через разбросанные тела, скользя в кровавом месиве. Ветер закручивает снег в ослепляющие спирали, но это не мешает расслышать звук приближающихся шагов в нашем направлении.
— Ложись! — шепчу я Гейлу. Мы падаем на месте. Мое лицо приземляется в лужу чьей-то все еще теплой крови, но я притворяюсь мертвой, оставаясь неподвижной, пока сапоги маршируют мимо нас. Одни обходят тела. Другие наступают на мои руку, спину, задевают голову при ходьбе. Когда шаги удаляются, я открываю глаза и киваю Гейлу.
На следующей улице мы натыкаемся на еще более испуганных беженцев, но здесь меньше военных. Как раз тогда, когда я думаю, что мы можем передохнуть, раздается трескающийся звук, будто яйцо ударяется о край тарелки, только в тысячи раз громче. Мы останавливаемся, оглядываемся вокруг в поисках ловушки. Ничего. Затем я чувствую, как носки моих сапог начинают едва заметно подниматься.
— Беги! — кричу я Гейлу. Нет времени что-то объяснять, впрочем, через несколько секунд природа ловушки становится очевидна для каждого. По центру квартала раскрылась огромная щель. Две части мощеной улицы начинают складываться, как створки окна, постепенно засасывая людей вниз.
Я не могу решить: то ли броситься напрямик до следующего перекрестка, то ли попытаться добраться до дверей, идущих вдоль улицы и ворваться внутрь. В результате, я бегу по диагонали. Так как створка продолжает наклоняться, я обнаруживаю, что найти опору для ног на скользких камнях становится все сложнее. Будто ты бежишь по склону ледяного холма, который становится круче с каждым шагом. Обе мои цели — перекресток и здания — всего в нескольких шагах от меня, когда я чувствую, что земля окончательно уходит из-под ног. Не остается ничего, кроме как использовать последние секунды сцепления с мостовой, чтобы посильней оттолкнуться в сторону перекрестка. Как только мои руки смыкаются на краю пропасти, я понимаю, что створки висят абсолютно вертикально. Мои ноги болтаются в воздухе, не находя никакой опоры. С пятидесятифутовой глубины мерзкие зловония, будто от разлагающихся в летний зной трупов, достигают моего носа. Черные очертания, прошмыгнув в тени, навсегда усмиряют всех, кто выжил при падении.
Сдавленный крик вырывается из моего горла. Никто не спешит мне на помощь. Пальцы соскальзывают с обледенелого выступа, когда я замечаю, что нахожусь всего в шести футах от угла ловушки. Я передвигаю руки вдоль края, стараясь игнорировать ужасающие крики снизу. Когда мои руки обхватывают оба края угла, я устраиваю правый ботинок на весящей створке. Уперевшись во что-то, я из последних сил затаскиваю себя наверх.
Уперевшись во что-то, я из последних сил затаскиваю себя наверх. Тяжело дыша и дрожа, я подползаю к фонарному столбу и обхватываю его руками для страховки, хотя земля идеально ровная.
— Гейл? — кричу я в пропасть, позабыв об опасности разоблачения. — Гейл?
— Я здесь!
В замешательстве я поворачиваюсь налево. Створка сгибается у самого основания зданий. Около дюжины людей сумели добраться туда и сейчас свисают со всего, за что успели ухватиться. С дверных ручек, с дверных колец, с почтовых прорезей. Через три двери от меня висит Гейл, вцепившись в декоративную металлическую решетку вокруг парадной двери. Он бы с легкостью вошел внутрь, если бы дверь была открыта. Но несмотря на его бесконечные удары в дверь, никто не приходит ему на помощь.
— Прикройся! — я поднимаю автомат. Он отворачивается в сторону, и я дырявлю замок до тех пор, пока дверь не распахивается внутрь. Гейл вползает в дверной проем и обессилевший падает на пол. На мгновение во мне зажигается восторженное чувство от его спасения. Но затем на его плечах смыкается пара рук в белых перчатках.
Гейл встречается со мной взглядом и произносит что-то одними губами, но я не могу понять, что именно. Я не знаю, что делать. Я не могу бросить его, но я не могу и добраться до него. Его губы снова что-то выговаривают. Я трясу головой, давая понять, что я в замешательстве. В любую минуту они поймут, кого схватили. Миротворцы затаскивают его внутрь.
— Уходи! — я слышу, как он кричит мне.
Я разворачиваюсь и убегаю прочь от ловушки. Теперь совсем одна. Гейл в плену. Крессида и Полидевк могли быть уже десять раз мертвы. А Пит? Я так и не видела его с тех пор, как мы ушли от Тигрис. Я цепляюсь за мысль, что он, возможно, вернулся назад. Почувствовал приступ и уединился в подвале, пока не потерял контроль. Осознал, что нам не потребуется отвлечение внимания, Капитолий и так предоставил нам его сверх меры. Не нужно становиться приманкой и принимать морник — морник! У Гейла его нет. И, несмотря на все эти разговоры о детонировании стрелы руками, у него не будет такого шанса. Первое, что сделают Миротворцы, это основательно разоружат его.
Я падаю на дверь, слезы жгут глаза. Пристрели меня. Вот, что он выговаривал. Я должна была застрелить его. Это было моей обязанностью. Это было наше безоговорочное обещание, данное друг другу. А я не выполнила его и теперь Капитолий убьет его или промоет ему мозги или — все внутри меня начинает трещать по швам, грозясь взорваться на миллионы крошечных осколков. У меня остается только одна надежда. Что Капитолий падет, сложит оружие и освободит пленных до того, как они навредят Гейлу. Но этого не случится, пока жив Сноу.