— На этот раз все будет иначе, — уверенно говорю я, стараясь убедить и себя тоже. А затем настоящая прелесть этой ситуации накрывает меня. — На этот раз Сноу тоже будет игроком.
Прежде чем мы можем продолжить, появляется Хеймитч. Его не было на собрании, и думает он явно о чем-то кроме арен.
— Джоанна снова в больнице.
Я полагала Джоанна была в порядке, сдала свой экзамен, ее просто не зачислили в снайперы. Она потрясающе метает топор, но с ружьем обращается довольно средне.
— Она ранена? Что случилось?
— Все произошло, когда она находилась в Квартале. Они пытались обратить против солдат их же потенциальные слабости. Поэтому они затопили улицу, — говорит Хеймитч.
Это мало что объясняет. Джоанна умеет плавать. По крайней мере, я помню, как она плавала на Двадцатипятилетии Подавления. Не так, как Финник, конечно, но никто из нас не мог плавать как Финник.
— И что?
— Это то, как они пытали её в Капитолии. Обливали водой и ударяли током, — говорит Хеймитч. — В Квартале у нее случилась вспышка тех воспоминаний. Она запаниковала, не знала, где находится. Сейчас её снова накачали лекарствами.
Мы с Финником просто стояли, словно потеряли способность отвечать. Я думаю о том, почему Джоанна никогда не моется. И как она заставила себя выйти под дождь в тот день, словно это не дождь вовсе был, а кислота какая-то. А я приписала тогда её мучения к воздержанию принятия морфилия.
А я приписала тогда её мучения к воздержанию принятия морфилия.
— Вам следует навестить её. Вы самые близкие к друзьям люди, что у нее есть, — говорит Хеймитч.
Это делает все еще хуже. Я не знаю точно, что между Джоанной и Финником. Но я её едва знаю. Ни семьи. Ни друзей. В её шкафу помимо одежды нет ничего похожего на сувенир из её родного Седьмого Дистрикта. Ничего.
— Лучше я пойду, сообщу об этом Плутарху. Он не обрадуется, — продолжает Хеймитч. — Он хочет, чтобы победителей, которые будут под прицелами камер в Капитолии, было так много, как это возможно. Думает, это наилучшее решение для съемок
— А вы с Бити едете? — спрашиваю я.
— Так много молодых и привлекательных победителей, как это возможно, — поправляет себя Хеймитч. — Так что нет. Мы останемся здесь.
Финник сразу же направляется навестить Джоанну, но я остаюсь на месте еще несколько минут, пока из комнаты не выходит Боггс. Теперь он мой командор, так что, полагаю, он тот, у кого мне следует просить какие-либо специальные льготы. Когда я рассказываю ему, что хочу сделать, он выписывает мне пропуск для того, чтобы я могла пойти в лес во время занятий Отражения, но только в том случае, если буду в поле зрения охранников. Я бегу в свою комнату, думая использовать парашют, но с ним связано столько нехороших воспоминаний. Вместо этого я пересекаю холл и беру один их тех белых бинтов, что я принесла из Двенадцатого. Квадратный. Крепкий. То, что нужно.
В лесу я нахожу сосну и нарываю охапку хвойных иголок. После того, как на бинте лежит уже порядочная кучка иголок, я беру края бинта и крепко связываю их между собой с помощью виноградной лозы, делая комок размером с яблоко.
Я пару минут наблюдаю за Джоанной перед тем, как зайти в палату, и понимаю, что её агрессивность проявляется только в её жестком отношении к другим. Без этого, как сейчас, она всего лишь молодая женщина, её широко открытые глаза борются за то, чтобы оставаться открытыми, находясь под действием успокоительного. Она страшится того, что принесет ей сон. Я подхожу к ней и протягиваю пучок.
— Что это? — хрипло спрашивает она. Влажные концы волос образуют «ёжик» у нее на голове.
— Я сделала это для тебя. Кое-что, чтобы положить в твой ящик, — я кладу его в её руки. — Понюхай его.
Она приподнимает пучок к своему носу и осторожно делает вдох носом.
— Пахнет домом, — в её глазах стоят слезы.
— На это я и надеялась. Ты же из Седьмого и все такое, — говорю я. — Помнишь, когда мы встретились? Ты была деревом. Ну, недолго.
Она вдруг крепко хватает меня за запястье.
— Ты должна убить его, Китнисс.
— Не волнуйся, — я противлюсь желанию выдернуть руку.
— Поклянись. На чем-нибудь, что тебе дорого, — шипит она.
— Клянусь. Своей жизнью, — но она не отпускает мою руку.
— Жизнью твоей семьи, — настаивает она.
— Клянусь жизнью моей семьи, — повторяю я. Полагаю, моя озабоченность собственным выживанием недостаточно убедительна. Она отпускает, и я потираю свое запястье. — А почему, ты думаешь, я вообще туда иду, глупая?
Она слегка улыбается моим словам…
— Просто мне надо было это услышать, — она прижимает пучок сосновых иголок к своему носу и закрывает глаза.
Оставшиеся дни пролетают незаметно. После коротких разминок каждое утро, мой отряд полноценно тренируется на стрельбище. Я больше практикуюсь с ружьем, но они оставляют нам час в день работы со специальным оружием, что значит, я могу тренироваться со своим луком Сойки-пересмешницы, а Гейл — со своим военно-модифицированным.
Трезубец, который Бити разработал для Финника, имеет много специальных функций, но самая запоминающаяся — это та, при которой, бросив его, Финник может нажать на кнопку на своем металлическом браслете и трезубец вернется в его руку.