Сойка-пересмешница

— Лук скользит по камню и останавливается у коленей парня.

— Я не их раб, — бормочет он.

— Я их раб, — говорю я. — Вот почему я убила Катона… а тот убил Треша… а тот убил Мирту… а она пыталась убить меня. Это повторяется раз за разом, а кто в итоге побеждает? Не мы. Не Дистрикты. Всегда Капитолий. Но я устала быть частью их Игр.

Пит. На крыше в ночь перед нашими первыми Голодными Играми. Он понимал всё это ещё до того, как мы ступили на арену. Надеюсь, он видит меня сейчас, помнит ту ночь, когда это случилось, и, возможно, простит меня, когда я умру.

— Продолжай говорить. Расскажи им о том, как наблюдала за обрушением горы, — настаивает Хеймитч.

— Когда сегодня вечером я видела, как рушится гора, я подумала… они снова сделали это. Заставили меня убивать вас — жителей Дистриктов. Но почему я делала это? Между Дистриктом-12 и Дистритом-2 не было боевых действий, кроме одной, навязанной нам Капитолием, — парень непонимающе хлопает глазами.

Я опускаюсь перед ним на колени, мой голос низок и взволнован.

— А почему вы сражаетесь с повстанцами на крышах? С Лайм, которая была вашим победителем? С людьми, которые были вашими соседями, может быть, даже вашей семьёй?

— Не знаю, — говорит мужчина.

Но не отводит от меня ствол.

Я встаю и медленно поворачиваюсь, обращаясь к пулемётам.

— А вы, там наверху? Я из шахтёрского городка. С каких пор шахтёры обрекают на такую смерть других шахтёров, а потом помогают убивать тех, кто сумел выползти из-под обломков?

— Кто враг? — шепчет Хеймитч.

— Эти люди, — я показываю на израненные тела на площади, — не враги вам, — я резко поворачиваюсь в сторону вокзала. — Повстанцы — не враги вам! У всех нас один враг, и это Капитолий! Это наш шанс положить конец его власти, но, чтобы сделать это, нам нужен каждый житель Дистрикта!

Камеры снимают меня крупным планом, когда я протягиваю руки к мужчине, к раненым, к упрямым повстанцам через Панем.

— Пожалуйста! Объединитесь с нами!

Мои слова повисают в воздухе. Я смотрю на экран в надежде увидеть, что покажут некую волну согласия, пробежавшую по толпе.

Вместо этого я вижу на экране, как в меня стреляют.

Глава шестнадцатая

— Всегда.

Когда морфлий уже начинает действовать, Пит шепчет одно единственное слово, и я иду его искать. Я в полупрозрачном, окрашенном фиолетовыми оттенками, мире, где нет острых углов, но столько тихих и укромных мест. Я шагаю сквозь туманные берега, бреду по расплывчатым тропинкам, ловлю ароматы корицы и укропа. Вдруг я чувствую его ладонь на своей щеке и пытаюсь поймать ее, но она ускользает от меня, как песок сквозь пальцы.

Когда я, наконец, начинаю приходить в себя в стерильной палате Тринадцатого, я вспоминаю. Я была под действием снотворного. Я ушибла пятку, спрыгивая с дерева через электрический забор, чтобы попасть назад в Двенадцатый. Пит уложил меня в кровать, и я попросила его остаться со мной, пока я не усну. Он прошептал что-то, но я уже не слышала. Однако какая-то часть моего мозга уловила это единственное слово и теперь выпустила его парить сквозь мои сны, мучая меня.

— Всегда.

Морфлий притупляет все чувства, поэтому вместо приступа скорби, я едва ощущаю пустоту. Ледяное касание смерти там, где раньше цвели цветы. К сожалению, в моих венах осталось не так много наркотика, чтобы проигнорировать боль в левой части тела. Там, куда попала пуля. Руки ощупывают толстые бинты, обрамляющие мои ребра, а я все думаю, почему я еще здесь.

Это был не он, не тот парень, стоящий на коленях передо мной на площади. Не он спустил курок. Это был кто-то из толпы. Ощущения больше напоминали удар кувалдой, нежели проникновение пули. А все, следовавшее после этого, сплошная неразбериха, изрешеченная артиллерийским огнем. Я пытаюсь выпрямиться, но единственное, что у меня выходит, это протяжный стон.

Белая штора, отделяющая мою кровать от соседнего пациента, отдергивается в сторону, и я встречаюсь с пронзительным взглядом Джоанны Мейсон. Первая моя реакция — испуг, потому что она атаковала меня на арене. Мне приходится напомнить себе, что она это сделала, чтобы спасти мне жизнь. Это была часть плана мятежников. Однако это совсем не значит, что она по-прежнему не презирает меня. Может, ее отношение ко мне было лишь игрой перед Капитолием?

— Я жива, — прохрипела я.

— Без шуток, тупица, — Джоанна обходит мою кровать и плюхается на нее, отчего мою грудь пронзает боль сродни уколам сотни шипов. Когда она самодовольно улыбается во весь рот из-за моего недомогания, я понимаю — сердечной сцены воссоединения не будет. — Все еще побаливает? — Отработанным движением она вытаскивает капельницу с морфлием из моей руки и вставляет в катетер на своей. — Они стали уменьшать мне дозу несколько дней назад. Боятся, что я превращусь в одного из тех фриков из Дистрикта-6. Приходится одалживать у тебя, когда берег чист. Я подумала, ты не будешь против.

Против? Как я могу быть против, учитывая, что Сноу ее чуть до смерти не замучил после Двадцатипятилетия Подавления? У меня нет права возражать и она это знает.

Джоанна довольно вздыхает, когда морфлий проникает в ее кровеносную систему.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114