— Как тебе кажется, Грэм, ты меня любишь? — спросила Сэра, отводя глаза.
Он нахмурился. Но по крайней мере этот вопрос был задан напрямую.
— Люблю, — тихо сказал он.
Ответ прозвучал нелепо. Грэм хотел объясниться ей в своих чувствах совсем по-другому. Обстановка совершенно не располагала к признаниям: залитая солнечным светом комната, преграда в виде черного стола.
— Я так и знала, — произнесла Сэра, разглядывая свои тонкие белые пальцы. От звука ее голоса у него по коже пробежали мурашки.
— С чего ты вдруг решила об этом спросить? — Грэм постарался придать этим словам шутливый оттенок.
— Просто хотела узнать… — начала Сэра, — что ты ощущаешь…
— Свободу, — засмеялся Грэм.
Сэра подняла к нему невозмутимое бледное лицо, и смех застрял у него в горле, улыбка сама собой сошла с лица.
Он прокашлялся, не понимая, что происходит. Сэра еще немного помолчала, тонкие руки все так же покоились на столе под ее пристальным взглядом.
Может, имеет смысл показать ей рисунки, подумал Грэм. Наверно, она чем-то подавлена или просто не в настроении. Достаточно будет просто ее отвлечь.
Но Сэра снова заговорила:
— Понимаешь, Грэм, я все время тебя обманывала. Точнее, мы. Сток и я.
У Грэма похолодело внутри. При одном упоминании имени Стока с ним что-то произошло, его охватил инстинктивный первобытный ужас.
— В каком смысле? — спросил он.
Сэра резко дернула плечом, жилки у нее на шее обозначились резко, как натянутая бечева.
— Разве ты не знаешь, что такое обман?
Она говорила чужим, незнакомым тоном. Грэм подумал, что Сэра (как привык делать он сам) подготовила свои реплики заранее, обеспечив себе фору; речь ее звучала как заученная роль, нервно исполняемая на премьерных подмостках.
— Полагаю, что знаю, — ответил он, потому что Сэра молчала и, казалось, не собиралась продолжать, пока ее вопрос оставался без ответа.
— Вот и хорошо, — вздохнула она. — Прости меня за этот обман, но на то были свои причины. Если хочешь, могу объяснить. — Она снова метнула на него быстрый взгляд.
— Не понимаю, — сказал Грэм, тряхнув головой и пытаясь показать выражением лица, тоном голоса, всем своим видом, что он не воспринимает этот разговор всерьез. — Какой смысл ты вкладываешь в слово «обман»? Каким образом ты меня обманывала? Я ведь знал о существовании Стока, о ваших с ним отношениях и… так сказать… был от этого не в восторге, однако при этом…
— Помнишь, один раз ты позвонил мне во время грозы… вроде бы из уличного автомата? — перебила его Сэра.
Грэм улыбнулся:
— Конечно помню. Ты тогда забралась под одеяло и включила плеер на полную катушку, чтобы не слышать грома.
Сэра резко дернула головой, и это движение больше напоминало нервный спазм, чем какой-либо знак. Она все еще рассматривала свои руки.
— Нет. Нет, все было не так. Я действительно забралась под одеяло, но лишь по той причине, что во время грозы меня трахал Боб Сток. А ты все звонил, звонил, звонил… и он… начал двигаться в такт телефонным звонкам. — Она посмотрела ему в глаза с совершенно каменным, даже беспощадным выражением (а у него внутри все переворачивалось). По ее лицу пробежала холодная, едва уловимая усмешка. — Ты был нам прекрасным третьим партнером — какой ритм, какая выносливость.
Грэм онемел. Его поразило не столько это вульгарное откровение, сколько тон, которым оно было произнесено: эта клиническая неподвижность черт, этот бесстрастный голос; пусть даже внешняя невозмутимость входила в явное противоречие с напряженными жилками на шее, с резкостью движений и жестов. Сэра продолжала:
— Помнишь, я разговаривала с тобой из окна, а ты стоял на улице — потом мы еще ходили гулять к шлюзам… Сток находился позади меня. Это он опустил оконную раму мне на спину. Из всей одежды на мне была только клетчатая рубашка. Он вошел в меня сзади, понимаешь? — Уголки ее губ нервно дернулись, потом искривились в подобии улыбки. — Он давно грозился это сделать, если ты напомнишь о себе при нем. Я сама его раздразнила. Мы оба очень… завелись. Понимаешь, о чем я?
Он покачал головой. Его затошнило. Абсурд, безумие. Это напоминало пошлости Слейтера, дешевые карикатуры на тему женского коварства. Зачем? Зачем она ему это рассказывает? Чего ждет в ответ?
Сэра сидела напротив него. Ее волосы были безжалостно стянуты назад, выражение тонкого, почти
прозрачного лица достигло какого-то предела, показывало готовность к бою. Теперь, подумал Грэм, она наблюдает за ним так, как ученый наблюдает за крысой, предварительно вскрыв ей череп и вставив туда проводки, подключенные к приборам, чтобы зафиксировать ничтожные животные мысли зелеными линиями на экране осциллографа, росчерком скрипу чей иглы на рулоне самописца.
И все же: зачем? Зачем? (Он еще подумал: разве крыса знает, разве способна понять, зачем ее подвергают таким жестоким испытаниям?)
— Помнишь, как это было? — промурлыкала Сэра. — Помнишь ведь?
— Да… помню, — ответил он, чувствуя, что совершенно сломлен, не в силах поднять на нее глаза и может только разглядывать две мельчайшие белые точки на поверхности стола. — А к чему это все?
Он заставил себя посмотреть ей в лицо, но не выдержал и снова потупился.