— Ты слишком многого требуешь от людей, — заметила Сэра.
Слейтер поднял бровь:
— Неужели?
— Не все же такие, как ты. И не все рассуждают по-твоему.
— Они вообще не рассуждают. Точка, — фыркнул Слейтер.
Сэра усмехнулась. Грэм был рад, что она разговорилась. Это дало ему возможность неотрывно смотреть на нее, впитывать каждое движение, не смущая ни ее, ни себя.
— Ошибаешься, — с улыбкой возразила Сэра. — Они рассуждают, конечно же, они рассуждают, но у всех разные принципы, разные приоритеты, а многие и не захотели бы жить в идеальном социалистическом государстве, даже если бы ты вдруг его построил.
Слейтер презрительно хмыкнул:
— Вот я и вижу, что некоторые собираются проголосовать еще за пять лет оскудения, нищеты и потрясающих новых методов истребления наших сограждан. Это довольно далеко от идеального социалистического государства; как бы это назвать: школа политической социологии маркиза де Сада?
— Они получат то, чего заслуживают, — сказала Сэра. — Зачем ты делаешь вид, что беспокоишься о них больше, чем они сами?
— Да мне на самом-то деле плевать, — ответил Слейтер. — Умолкаю.
Он снова рухнул на спину. Сэра посмотрела на Грэма и заговорщически подняла брови. Грэм тихо рассмеялся.
Ее вид вызывал резь в глазах. Хоть Сэра и сидела в тени дерева, белизна ее кожи, блестящие туфли и чулки, платье и шляпа — все отражало слепящий солнечный свет, струившийся с безоблачного неба. От нее исходило такое сияние, что ему стоило больших усилий не отводить взгляд в сторону.
Он отпил шампанского. Оно еще оставалось прохладным: Слейтер принес бутылку в сумке-холодильнике, которая сейчас лежала под деревом рядом с Сэрой. Слейтер был уязвлен до глубины души, когда Грэм, которому было поручено принести бокалы, вытащил из пакета пластиковые стаканчики. Он-то думал, Грэм знает толк в таких делах.
Грэма немного беспокоила перспектива встречи Слейтера и Сэры; в последний раз они с ним виделись в начале той недели, и он опасался, что Слейтер проболтается. Дело было в том, что они вместе ездили на Хаф-Мун-Кресент в тот день, когда Сэра внезапно отменила вечернюю прогулку вдоль канала. В телефонном разговоре она была немногословна, явно чем-то расстроена, и Грэм встревожился. Он решил, несмотря ни на что, подойти к ее дому, чтобы на всякий случай просто быть рядом. Слейтер тоже потерял покой, увидев состояние Грэма и услышав, что у Сэры, видимо, какие-то неприятности. Грэм не возражал, чтобы пойти вдвоем; он даже был рад, что Слейтер составит ему компанию.
Сначала они шли пешком, но на Теобальдс-роуд Слейтер решил во что бы то ни стало сесть в автобус. Грэм пытался ему втолковать, что сто семьдесят девятый идет только до Кингс-Кросс, а это, во-первых, не так уж далеко, а во-вторых, не совсем в той стороне. Но Слейтер твердил, что им примерно в эту сторону и нужно, да вдобавок ему жмут новые ботинки, и тащиться пешком нет никакого желания.
Но Слейтер твердил, что им примерно в эту сторону и нужно, да вдобавок ему жмут новые ботинки, и тащиться пешком нет никакого желания. На Кингс-Кросс он остановил такси. Грэм напомнил, что не может себе позволить… Слейтер сказал, чтобы он ни о чем не беспокоился, и пообещал расплатиться самолично, благо ехать было всего ничего.
В такси Слейтер кое-что вспомнил: он припас для Грэма подарок. Пошарив в кармане куртки, он извлек какой-то твердый предмет, завернутый в бумагу. Когда Грэм его распаковал, они уже подъезжали к Пентонвилл-роуд. В том свертке оказалась маленькая керамическая фигурка сидящей женщины с тяжелой грудью; ее пятки были поджаты под ягодицы, а колени широко раздвинуты. На крошечном личике застыло выражение экстаза, плечи были отведены назад, будто она пыталась как можно выше вздернуть заостренные груди, а руки опущены вдоль бедер ладонями наружу, причем каждый пальчик был вылеплен с исключительной тщательностью. Ее половые органы, как определил на первый взгляд Грэм, казались гротескно преувеличенными.
— Это что, шутка? — спросил он Слейтера.
Слейтер ухмыляясь забрал у него свой подарок и вытащил из кармана карандаш.
— Нет, это не шутка, — ответил он, — это точилка. Вот, гляди. — И вставил карандаш прямо в лоно глиняной фигурки.
Грэм отвел взгляд, покачав головой:
— По-моему, у тебя просто нет вкуса.
— Запомните, юноша, вкуса у меня больше, чем у анчоуса в чесночном масле, — заявил Слейтер. — Я просто хотел тебя развеселить.
— Вот оно что, — протянул Грэм, когда такси поворачивало налево. — Ну спасибо.
— Фу-ты ну-ты, — отозвался Слейтер, подавшись вперед, чтобы таксист не пропустил поворот на Хаф-Мун-Кресент. — Я, между прочим, несколько дней убил, пока ее для тебя вылепил.
— Я же сказал спасибо, — сдержанно произнес Грэм и спохватился: — Эй, попроси остановить здесь, я не хочу подъезжать прямо к дому. — Он оглядел улицу и удостоверился, что Сэры поблизости нет; правда, они еще находились на Пентон-стрит, но так, на всякий случай.
Такси остановилось.
— Пошли выпьем, — предложил Слейтер.
— Должен тебя огорчить, — сказал Грэм, когда они подходили к пабу «Белый канал» на Мэйгуд-стрит.
— Что такое?
— Нужно еще одно отверстие: стружки-то как высыпать? — Грэм поднес фигурку к лицу Слейтера. Тот хмуро глянул в зияющую дырку и поджал губы.