— Пиво с тебя. Мне пинту светлого, — потребовал он и сел у окна, глядя в сторону Хаф-Мун-Кресент.
Минут через десять они услышали, как тарахтит мотоцикл Стока. Оба как по команде встали и посмотрели поверх занавесок, закрывавших нижнюю половину окна. Большой черный «БМВ» свернул на Мэйгуд-стрит. Мотоциклист был затянут в черную кожу, а его лицо закрывал шлем с затемненным стеклом.
— Хоп! — сказал Слейтер. — Вот и наш приятель. Грэм заметил номер: СТК-228Т. Он впервые увидел этот мотоцикл за все то время, что прошло после январской ночи, когда он познакомился с Сэрой и подъехал с нею сюда на такси. Тогда ему не пришло в голову как следует рассмотреть мотоцикл, и впоследствии он каждый раз избегал подходить близко к ее дому, если видел, что Сток уже там. Мотоциклист соскочил на тротуар, вынул из зажигания ключи и направился — не вполне уверенной походкой, как отметил Грэм, — прямиком к подъезду Сэры, где открыл дверь собственным ключом. Еще секунда — и он исчез.
— Ты считаешь, в нем и вправду шесть футов росту? — спросил Грэм, когда они снова сели за столик.
Слейтер кивнул, прихлебывая пиво.
— Наверняка. Похоже, он слегка выпил. Ну, каков качок, а? — Он театрально пошевелил бровями вверх-вниз.
Грэм ссутулился и отвел глаза. Слейтер ткнул его в бок:
— Что приуныл? Не огорчайся, старик.
Слейтер ткнул его в бок:
— Что приуныл? Не огорчайся, старик. Верь мне, все утрясется.
— Ты точно знаешь? — Грэм с надеждой посмотрел на друга.
Слейтер выдержал взгляд Грэма, заметил, что тот закусил нижнюю губу, и не смог сдержать насмешливую ухмылку:
— Нет, честно говоря, не совсем точно, но должен же я тебя приободрить. Господи, да откуда мне знать?
— Так… — Грэм прикончил свою маленькую кружку и со вздохом встал.
Слейтер, погрустнев, спросил:
— Ты, часом, не в обиде?
— Мне нужно отлучиться… поглядеть, что к чему. Думаю, я не задержусь.
— Знаете, Оутс, — Слейтер слегка похлопал рукой по столу возле своей кружки, — вам следует отрепетировать свою реплику до прибытия ледокола. — Последние слова были едва различимы, потому что ослабевший от смеха Слейтер поставил локоть на стол и подпер голову; его хохот отдавался от пола раскатистым эхом. Посетители, особенно те, кто постарше, подозрительно косились в его сторону.
Грэм нахмурился, не понимая, при чем тут ледокол, но все же вышел на улицу и торопливо, крадучись проверил близлежащую часть Хаф-Мун-Кресент и маленький боковой проезд, откуда были бы слышны крики или ругань из квартиры Сэры. Однако там было тихо. Тогда он вернулся в паб, где Слейтер уже заказал для него пинту пива. Не успел Грэм сесть на прежнее место, как Слейтер беззвучно затрясся и покраснел, у него на глазах выступили слезы, и, наконец, он не выдержал:
— Норвежцы, я вижу, нас опередили — вот черти! Повалившись боком на скамью, он корчился от сдавленного хохота. Грэм не знал, куда деваться от стыда, он ненавидел и Стока, и Слейтера, его тошнило, когда он представлял, чем сейчас занимается Сэра; он тихо надеялся, что вот-вот появится хозяин паба и вышвырнет Слейтера за дверь.
К счастью, несмотря на свои угрозы, Слейтер не проболтался Сэре, что они с Грэмом неделю назад дежурили возле ее дома. Теперь, когда они сидели в парке, слегка опьяневшие от шампанского, Слейтер трепался о чем угодно, только не об этом.
— У меня грандиозная идея, — объявил он, поднимая над травой пластиковый стакан. Шампанского к тому времени почти не осталось.
— Какая? — спросила Сэра.
Она сидела, прислонившись к дереву, голова Грэма покоилась у нее на плече. Он притворялся, что спит, чтобы подольше оставаться в той же позе и ощущать ее мягкую, неуловимо-благоуханную кожу.
— Интернаркота, — объявил Слейтер, салютуя пластиковым стаканом ясному небу. — У тебя на пороге появляется хиппарь, стреляет сигаретку и сует тебе в руку комок серебряной фольги…
— Записываюсь, — мягко посмеялась Сэра, — в первых рядах.
Грэм тоже хотел посмеяться, но передумал: лучше пусть все останется как есть, пусть ее прелестное тело дрожит под его головой, под его прикосновением…
Это ощущение не покидало его до сих пор; прошла уже не одна неделя, а у него по телу все еще пробегал озноб при одном воспоминании о том эпизоде. Примерно то же чувство он испытал давным-давно, в Сомерсете, когда впервые провел ночь с девушкой. На другой день он посидел с компанией в пабе, потом сходил на футбол поболеть за местную команду, вечером поужинал с родителями и отправился к другу смотреть по телевизору какой-то фильм, а перед глазами одна за другой всплывали все те же сцены; память плоти напоминала о гладкой девичьей коже, голова шла кругом, а по спине пробегали мурашки. Теперь ему было неловко за собственную наивность: он тогда вообразил, будто это и есть любовь. Хорошо, что у него хватило ума ни с кем это не обсуждать.
Между тем впереди уже появился «Белый канал», и Грэм вспомнил, как паршиво ему было в тот злополучный день. После этого случая он наведался к дому Сэры еще раз, хотя знал, что его не ждут. Они со Слейтером пообедали в баре на Ред-Лайон-стрит, и он сказал, что идет домой, а сам пришел сюда, занял наблюдательную позицию и вскоре заметил Стока, подкатившего все на том же мотоцикле.
На этот раз он увидел и Сэру: она помаячила в окне, из которого обычно махала Грэму, когда он нажимал на кнопку домофона. Сток вошел в подъезд, и Сэра больше не появлялась.
Грэму стало дурно. Ждать было нечего; он направился в Лейтон, где в одиночку напился до беспамятства.