Как бы то ни было, выходной, проведенный в парке, удался на славу. Грэм, сколько мог, не убирал голову с плеча Сэры — у него даже затекла шея и заныла спина. Сэра, похоже, ничуть не возражала, а один раз даже рассеянно провела рукой по его волосам. Потом вернулся Эд: он полчаса катался на лодке по Серпентину.
— Что ж вы прозевали, когда моя очередь подошла? — упрекнул он, протягивая каждому по банке пива, и снова погрузился в чтение.
— Вот видишь? — громогласно вопросил Слейтер под воздействием выпитого шампанского. — Этот презренный тип в глубине души социалист, но сам того не понимает!
— Отдохни, Дик, — беззлобно сказал ему Эд. Слейтер вылил последние капли шампанского себе на голову.
— Я для него «Дик», — сдавленно прохрипел он и перевернулся лицом вниз. — Я, санитар общества, сверхсущество, цвет левого крыла, человек в маске Фаберже; да я вырежу знак Зеро у тебя на конце, ты…
— Тише ты, — оборвала его Сэра ффитч, и эти слова эхом отозвались у нее в грудной клетке, отчего Грэм пришел в восторг.
Слейтер умолк и через пару минут умиротворенно захрапел.
На Пентон-стрит навстречу Грэму попалась прелестная блондинка в короткой пышной юбочке и розовом топе, под которым вырисовывались соски. Он проводил ее взглядом, но так, чтобы со стороны было незаметно.
Вот так всегда. Он вовсе не считал себя бабником, но постоянно ловил себя на том, что не пропускает ни одной хорошенькой женщины. Нет, он ничего не говорил им вслед, не старался дотронуться — ему бы такое и в голову не пришло; он презирал всяких пошляков, рядом с которыми становится стыдно за всех мужчин; Слейтер про таких говорил: «носят мозги в мошонке» (или он говорил «в мошонках»?); но когда мимо проходила… ну, если женщину это не смущает… это даже хорошо.
Особенно сейчас или, если повезет, точнее будет сказать — до сегодняшнего дня. В последнее время его сексуальная озабоченность принимала совсем уж нелепые формы. Мысленно он все чаще зацикливался — надо же до такого дойти! — на онанизме.
По ночам, перед сном, ему было трудно, почти неприятно воображать рядом с собой Сэру. Но в то же время думать о других женщинах, о прежних романах тоже не получалось. Просто глупость, безумие, словно возврат к переходному возрасту или еще того хуже; это даже не вписывалось в те правила, которые он давным-давно установил для себя в вопросах интимной верности, но он ничего не мог-с собой поделать. Ему претила порнография, даже мягкая, но он уже был готов к тому, чтобы купить какой-нибудь сомнительный журнальчик и удовлетвориться ненастоящей красотой сексапильных фото женщин — по крайней мере, их сочные губы могли освободить его влечение от привязанности к реальному миру.
— Сексуальные фантазии большинства людей, идеальные объекты желаний вылеплены из глины, — сказал ему как-то Слейтер.
Незадолго до этого он узнал, что глянцевая бумага, на которой печатаются такие журналы, обязана своим весом каолину — это та же самая глина, которая используется в смеси с морфием, чтобы закупоривать кишки при поносе. Грэм вспомнил, что Слейтер рассуждал про гей-порножурналы, но. суть дела от этого не менялась.
Да и какое это сейчас имело значение? Сколько еще все это могло длиться — беспокойство, нетерпение, пустые желания? Грэм оказался напротив паба; оставалось пройти еще совсем немного, свернуть на Мэйгуд-стрит, а там уже рукой подать до Хаф-Мун-Кресент.
Его завораживало даже само это название.
Он представил его в виде символа:
Полу-Месяц.
Его завораживало даже само это название.
Он представил его в виде символа:
Полу-Месяц. Хаф-Мун-Кресент.
МИСТЕР ШАРП
Пьян!
Он сидел на садовой скамье в треугольном скверике под названием Айлингтон-Грин. Рядом с ним расположился мистер Шарп; каждый держал в руках большую бутылку и цедил сидр прямо из горлышка. Мистер Шарп курил. Стивен почувствовал, что напился.
— Вот я и говорю, — разглагольствовал мистер Шарп, тыча в воздух сигаретой, — какого рожна им всем здесь надо? Они-то… правда ведь?
Стивен покивал — на тот случай, если мистеру Шарпу действительно требовался ответ. Но в большинстве своем его вопросы были риторическими. Стивен не мог вспомнить, о ком именно рассуждает сейчас мистер Шарп. О евреях? О нефах? О попрошайках?
Мистер Шарп был невысок ростом, лет примерно пятидесяти пяти, с изрядными залысинами и серо-розоватыми щеками, заросшими седой щетиной; на этом фоне его глаза казались совсем желтыми. Он был одет в огромное, не по размеру, пальто и рабочие сапоги. К Грауту он подсел еще в пабе, в «Нэгс-Хед», чтобы побеседовать о том о сем. Обычно Стивен избегал завсегдатаев, между тем по виду мистера Шарпа сразу было ясно, что он здесь свой. Стивен и сам изрядно набрался, да к тому же мистер Шарп весьма благожелательно отнесся к его соображениям о заговорах (ибо Граут еще не потерял надежду найти собрата по несчастью, чтобы совершить побег вместе) и вдобавок выразил сердечную радость, когда Стивен признался, что у него сегодня день рождения. По правде сказать, у него даже слезы навернулись на глаза оттого, что мистер Шарп долго тряс его руку и несколько раз подряд зычным голосом пожелал ему всего самого хорошего.