Осторожность — это слово приобрело для Вольевой теперь особый смысл. Именно из-за недостаточной осторожности возникли все неприятности с Нагорным.
Она не может позволить себе совершить новую ошибку.
— Откуда у меня возникло ощущение, что ты отрабатываешь со мной какой-то новый тест?
— Нет, это не тест.
Она не может позволить себе совершить новую ошибку.
— Откуда у меня возникло ощущение, что ты отрабатываешь со мной какой-то новый тест?
— Нет, это не тест. Это просто… — Вольева махнула рукой. — Извини меня, ладно? Слишком долгий разговор…
— А что я могу еще сделать для тебя? Прикинуться, что вижу призраков?
— Дело не в том, чтобы увидеть. Нет, Хоури. Их надо услышать.
Теперь за черными бортами движущейся каюты показался свет. Оказалось, что ее стены вовсе не черные, а прозрачные — просто казались черными в темноте шахты. Теперь же в дальнем конце шахты показался свет. Конец путешествия проходил в полном молчании. Каюта продолжала подниматься к свету, пока ледяной голубоватый сумрак не затопил ее со всех сторон. А затем она оторвалась от корпуса корабля.
Хоури вскочила с кресла, подбежала к стеклу и прижалась к нему пылающим лицом. Стекло, конечно, оказалось гипералмазом, так что никакой опасности, что оно разобьется или что Хоури выпадет наружу, не было. Однако выглядело оно тонким и хрупким, а человеческий разум не в состоянии принимать на веру несколько вещей сразу. Глядя вниз, Хоури могла различить восемь паучьих ног, с помощью которых капсула цеплялась за корпус корабля. Теперь она поняла, почему Вольева в разговоре с ней как-то назвала эту каюту «Паучником».
— Не знаю, кто ее построил или что, — говорила Вольева — Думаю, что она была сооружена или одновременно с самим кораблем, или тогда, когда он должен был перейти в другие руки. Разумеется, если предположить, что у кого-то нашлись деньги, чтобы купить его. Я полагаю, что эта каюта служила очень хитроумной игрушкой для привлечения потенциальных клиентов. Отсюда и такая роскошь отделки.
— То есть ее использовали для того, чтобы взвинтить цену?
— Вообще-то это кажется весьма вероятным, особенно если мы примем в качестве постулата, что у кого-нибудь может возникнуть потребность оказаться вне корабля, вот как у нас с тобой. Если корабль идет с ускорением, то любой прибор наблюдения, находящийся на его поверхности, должен иметь такое же ускорение, иначе он сорвется и улетит назад. Нет особых проблем, если речь идет о фотокамере, но если у вас на борту люди, то проблема обязательно возникнет. Кто-то должен управлять вот такой штуковиной или хотя бы уметь программировать автопилот, чтобы он делал за вас то, что вам нужно. Паучник решает проблему тем, что физически становится частью корабля. Управлять им — пара пустяков — он просто ползет по кораблю на своих восьми коленях.
— А что случится, если…
— Если он потеряет сцепление? Ну… во-первых, этого никогда еще не случалось, но если бы и случилось, то у каюты есть магнитные присоски, есть специальные когти, способные проникнуть в обшивку. Если же и это не помогло бы, то заверяю тебя, каюта может двигаться и сама — автономно, выдерживая ту же скорость, которую имеет и корабль. Если же и этого мало… — тут Вольева помолчала. — Что ж, если все, о чем сказано, не сработает, тогда мне придется встретиться с моим любимым божеством и как следует обсудить создавшуюся ситуацию.
Хотя Вольева сама никогда не отводила Паучник от места выхода на поверхность корпуса больше, чем на сотню метров, но он мог бы проползти вокруг всего корабля. Возможно, такое путешествие было бы не слишком разумным мероприятием — тащиться при огромной скорости корабля по его брюху сквозь радиационную бурю, от которой каюту Паучника обычно защищала толстая корабельная броня, было бы весьма опасно. Стены каюты были слишком тонки, все остальное — принесено в жертву странной и беззащитной красоте.
Паучник — ее самый потайной секрет. Его нет даже на синьках корабля и, насколько она понимает, члены команды о его существовании ничего не знают.
Будь все хорошо, такое положение сохранилось бы до конца жизни Вольевой, но артиллерийские проблемы заставили ее понизить планку секретности. Даже при отвратительном нынешнем состоянии корабля сеть шпионящих технических устройств Саджаки была невероятно обширна. Паучник был одним из тех немногих мест, где Вольева могла чувствовать себя защищенной и без опаски обсуждать со своими рекрутами самые секретные вопросы, говорить о том, во что она не хотела бы посвящать остальных членов Триумвирата. По этой причине ей пришлось выдать тайну Паучника Нагорному, дабы обсудить с ним во всех подробностях проблему Похитителя Солнц. В течение нескольких месяцев, пока его состояние все ухудшалось, она жалела об этой откровенности, вечно опасаясь, что он выдаст тайну Паучника Саджаки. А вообще-то в данном случае волноваться ей не следовало: к трагическому концу своей жизни Нагорный так глубоко погрузился в кошмары, что физически не мог вмешиваться в тонкости внутренней политики корабля. А теперь он унес секрет в могилу, и некоторое время Вольева могла спать спокойно, не боясь, что ее святилище будет вот-вот обнаружено. Возможно, сейчас она тоже делает ошибку, о которой она снова будет жалеть: ведь она поклялась себе не рисковать больше каютой, но, как всегда, конкретные обстоятельства оказались сильнее и заставили ее нарушить прежнее решение. Было нечто, что ей необходимо обсудить с Хоури, причем призраки были лишь своего рода приманкой, чтобы Хоури не смогла заподозрить существования куда более глубоких причин.
— Я пока никаких призраков не видела, — сказала Хоури.