Теперь послышалось и жуткое завывание воздуха, вырывающегося изо всех отсеков шаттла. Хоури ощутила его напор, резко затруднивший продвижение вперед.
Хоури ощутила его напор, резко затруднивший продвижение вперед. Паучник накренился и повернулся, его ноги наугад дико царапали палубу. В смотровом окне она видела Паскаль, но эта женщина ей ничем помочь не могла. А как управлять Паучником, она знала еще хуже Хоури.
Хоури обернулась, молясь, чтобы увидеть Вольеву, которая знает, как и что надо делать, но ничего там — за ее спиной — не было, кроме пустого коридорчика и этого жуткого хлюпающего звука — звука истекающего в космос воздуха.
— Илиа!..
Проклятая дура сделала именно то, чего боялась Хоури! Осталась позади, хотя и отрицала, что останется там.
В слабом свете она увидела, как дрожит корпус шаттла, совсем как дека скрипки. И вдруг внезапно та буря, что тащила Хоури прочь от Паучника, утихла. Ей противостояла теперь яростная декомпрессия, тоже бушевавшая в грузовом отсеке. Глаза Хоури уже не различали почти ничего — по ним ударил ледяной холод, и она рухнула головой вперед, туда, где еще секунду назад был металл…
— Где?..
И как только она открыла рот, Хоури тут же поняла, где она находится — в Паучнике. Ошибиться было нельзя. Во всяком случае, если ты провела в нем много времени. Здесь было тепло, спокойно, удобно. Здесь было тихо. Целая вселенная, казалось, отделяла ее от той минуты, о которой она ничего и помнить не хотела. Руки болели, по правде говоря, очень болели, но она чувствовала себя гораздо лучше, чем имела право надеяться, ибо ее последним воспоминанием было падение из гибнущего шаттла в направлении открытого космоса.
— Нам удалось… — говорила Паскаль, хотя в голосе ее звучало все, что угодно, но только не триумф. — Не пытайся дергаться. Только не сейчас — ты страшно обожгла руки.
— Обожгла? — Хоури лежала на одной из вельветовых кушеток, которые тянулись вдоль стен, головой на обитом медью месте для ног. — Что случилось?
— Ударилась о Паучник. Тебя этим сквозняком швырнуло прямо на него. И все же тебе удалось по стенке добраться до воздушного шлюза. Ты дышала вакуумом по меньшей мере секунд пять-шесть. Металл так быстро остыл, что ты получила морозные ожоги там, где руки коснулись металла.
— Ничего не помню. Ничего, — но достаточно было взглянуть на ладони, чтобы понять: сказанное — правда.
— Ты упала в обморок, как только оказалась на борту. Можно понять, — в голосе Паскаль звучал все тот же тоскливый тон, который как бы свидетельствовал, что все, сделанное Хоури, бесполезно. И Хоури подумала, а может, Паскаль права? Самое лучшее, что их ждет, — это сесть на Цербере, а потом долго вычислять, сколько им удастся выстоять в борьбе с оборонительными вооружениями его «коры». Интересное занятие, но не более того. А если не это, то долгое мучительное беспокойство, не обнаружит ли их собственный суперсветовик. Потом они умрут от холода и удушья, когда кончатся их скудные ресурсы. Хоури рылась в памяти, стараясь припомнить, что говорила Вольева о том, сколько времени может прожить Паучник сам по себе.
— Илиа…
— Она не успела, — ответила Паскаль. — Погибла. Я видела, как это произошло. Через секунду после того, как ты оказалась на борту, шаттл взорвался.
— Как ты думаешь, Вольева сделала это по расчету, чтобы дать нам шанс спастись? Чтобы нас приняли за обломки, как она сама сказала?
— Если так, то мы ей обязаны жизнью.
Хоури стащила куртку, сняла рубашку, снова натянула куртку и, разорвав рубашку на тонкие полосы, перевязала черные, покрытые пузырями ладони. Они жутко болели, но это было не так уж страшно, особенно если сравнить эту боль с той, которую она испытывала на тренировках от веревочных ожогов или от перетаскивания тяжелых пушек. Вспомнив об этом, она скрипнула зубами и решила в рассуждениях этого дня не вспоминать о боли.
Вспомнив об этом, она скрипнула зубами и решила в рассуждениях этого дня не вспоминать о боли.
Но прочие проблемы, когда она сосредоточилась на них, сделали перспективу погрузиться в море боли весьма соблазнительной. Однако Хоури воспротивилась. Ей вдруг до слез захотелось узнать о своем жизненном предназначении, даже если она в нем ничего не сможет изменить. Ей страстно хотелось узнать, что ждет ее впереди. Ведь все равно что-то должно случиться с ней, разве не так?
— Крышка нам? — спросила Хоури.
Паскаль кивнула.
— Но не так, как ты думаешь, держу пари.
— Думаешь, не сядем на Цербер?
— Не сядем. Даже если бы умели управлять Паучником. Но с Цербером мы не столкнемся, а скорость наша такова, что и на орбиту вокруг него нам не встать.
Теперь, когда Паскаль упомянула про Цербер, его полушарие, видимое в смотровые окна, казалось гораздо большим, чем было до атаки. Должно быть, они проскочили мимо планеты с той скоростью, которую обрели благодаря методу подхода шаттла, равной нескольким сотням километров в секунду.
— Так что же тогда случится?
— Я могу только гадать, — ответила Паскаль, — но думаю, мы упадем на Гадес, — она кивнула в сторону лобового смотрового окна, откуда было видно красную точку впереди. — Мне кажется, что, грубо говоря, положение звезды совпадает с направлением нашего полета.