— А почему я должна винить ее за несчастный случай? — спросила Суджика.
— Ты совершенно права. На этом и покончим.
— Не совсем, — сказала Вольева. — Может, сейчас и не лучшее время для этого, но… — она замялась. — Дело в том, что мне надо вынуть у него из головы свои датчики. Хотя они почти наверняка окажутся испорченными.
— А новые ты сумеешь изготовить?
— Если хватит времени, то — да, — она вздохнула и сказала с сожалением: — Мне понадобится новый кандидат.
— Может, найдешь кого-нибудь, пока мы будем крутиться у Йеллоустона? — предложил Хегази.
Голограммы рыцарей все еще носились по лужайке, но никто не обращал на них внимания.
Холодный воздух в доме Мадемуазель показался Хоури самым чистым, которым ей пришлось дышать со времени своего прибытия на Йеллоустон. Но сказать так — значило не сказать ничего. Он был чист, но ему не хватало аромата. Скорее, он был обогащен запахами, которые она слышала в госпитальной палатке на Краю Неба: смесь йода, капусты и хлорки. В последний раз, когда видела Фазиля.
Кабельное авто Манукьяна протащило их через весь город, а потом сквозь частично затопленный подземный акведук. Они прибыли в огромную пещеру. Отсюда Манукьян провел Хоури к лифту, который поднимался с такой скоростью, что у нее заложило уши. Лифт доставил их в большой гулкий вестибюль. Возможно, это были проделки акустики, но Хоури показалось, что она находится в гигантском почти пустом мавзолее. Где-то в вышине, казалось, плыли зарешеченные окна, пропускавшие какой-то сумрачный, полуночный свет. Но поскольку было известно, что сейчас на улице еще в разгаре день, эффект это производило тревожный.
— Мадемуазель не любит дневного света, — сказал Манукьян, продолжавший ее сопровождать.
— Да быть того не может! — глаза Хоури стали привыкать к освещению. Она уже могла различить какие-то крупные предметы в холле. — Вы-то, Манукьян, надо полагать, не из этих краев?
— Я думаю, у нас с вами есть кое-что общее.
— Вас тоже привела сюда ошибка чиновника?
— Не совсем, — ответил он. Хоури чувствовала, что Манукьян сейчас обдумывает, сколько он может ей сказать, ничем не рискуя. Это одна из его слабостей, подумала она. Для наемного убийцы, или кто он там есть, этот парень болтает слишком много. Пока они ехали через Чазм-Сити, он непрерывно хвастал своими приключениями в этом городе. Болтовня, которая, если бы она не исходила от такого хладнокровного типа с иностранным акцентом и хитрым пистолетом, не заслуживала бы внимания.
Но с Манукьяном дело обстояло иначе — значительная часть его похвальбы могла оказаться правдой. — Нет, — сказал он. Его желание похвалиться явно одерживало верх над инстинктом осторожности. — Это не была ошибка чиновника в полном смысле этого слова. Но ошибка имела место — или вернее, несчастный случай.
Да, в холле было полно громоздких скульптур. Определить их истинный вид было очень трудно, но все они стояли на подставках. Длинные ноги подставок выходили из темных плинтусов. Одни фигуры напоминали огромные куски разбитой яичной скорлупы, другие — крупные обломки кораллов. Все они обладали металлическим блеском, мутный свет лишал их собственной окраски.
— Несчастный случай произошел с вами?
— Нет… Не со мной. С ней. С Мадемуазель. Тогда-то мы и встретились. Она была… Вообще-то мне бы не надо вам ничего этого рассказывать, Хоури. Если она узнает, то я труп. Прятать тела в Утробе проще простого. Знаете, что я там на днях обнаружил? Не поверите, но это был целый гребаный…
Манукьян продолжал хвалиться. Хоури удалось дотронуться до одной из фигур. Ощущалось, что она цельнометаллическая. Грани — острые. Они с Манукьяном походили на двух заядлых любителей искусства, попавших в музей в полуночный час. Казалось, скульптуры существуют в каком-то другом времени. Они чего-то выжидают, причем их терпение уже на исходе.
Странно, но она была рада присутствию Манукьяна.
— Это ее работы? — спросила она, прерывая поток речей Манукьяна.
— Возможно, — ответил он. — В этом случае можно сказать, что она пострадала из-за своего искусства, — он остановился и тронул ее за плечо. — Хорошо. Видите эту лестницу?
— Наверное, вы хотите, чтобы я по ней поднялась?
— Вы быстро учитесь.
Едва заметно он коснулся ее спины стволом своего пистолета — просто напомнить, что ствол никуда не делся.
* * *
В иллюминаторе рядом с каютой мертвеца видны были ярко окрашенные оранжевые выбросы газа гигантской планеты. Ее затененный Южный полюс сверкал бурей полярного сияния. Сейчас корабль находился уже глубоко в системе Эпсилона Эридана, войдя в нее под небольшим углом к эклиптике. До Йеллоустона оставалось всего несколько дней полета; корабль уже вошел в зону местного транспорта, летающего в пределах световых минут и соединившего невидимой сетью все более или менее значительные обитаемые базы и космические корабли Системы. «Ностальгия по Бесконечности» стала меняться. Двигатели автоматически втянули в себя захватные поля, когда скорость корабля упала ниже той, при которой можно было идти на межзвездном водороде. Форма двигателей изменилась — широко раскрытая пасть приемника материи складывалась, как складываются лепестки цветов на закате солнца. Все-таки двигатель еще давал тягу, хотя источник реактивной массы и энергии для ее ускорения был одной из многих тайн технологии Конджойнеров. По-видимому, в этом режиме двигатели могли работать лишь ограниченное время, иначе не было бы нужды в межзвездном полете тралить космос в поисках горючего.