Как только этот класс исчезает, неважно от чего: либо потому что гибнет в большой, например, мировой войне, либо просто оттого, что перестает нести на себе это ох какое нелегкое бремя, считая, что жизнь неизменна и то место, и те привилегии, которыми обладает их класс, — навсегда, империя исчезает тоже. Так или иначе. Быстро или не очень… И пример, который покажет молодой император в первую очередь своему поколению собственными поступками и тем, каких людей он приблизит к себе, может повернуть этот процесс вспять. Но… хорошо и то, что стоящая перед ним задача еще и затронула некие струны в его душе, ибо император в том возрасте, когда душа жаждет любви и готова откликнуться на нее. Так что очень хорошо, что у императора есть шанс обрести эту любовь. Потому что — и Старый Лис знал это совершенно точно — никому и никогда не становилось лучше, если долг убивал любовь.
Глава 4
— Не надо, Элайна, не плачь. — Молодой лорд Эомирен протянул руку, собираясь погладить сестру по плечу, но так и не решился дотронуться до нее.
— Ненавижу, — глотая слезы, пробормотала сестра, — всех вас. Ненавижу! Вы все всё испортили. Теперь он точно на мне не женится!
— Он дал слово, — сжав губы в нитку, пробормотал лорд Эомирен, не слишком, впрочем, веря тому, что говорит.
— Почему же тогда он ни разу не посетил меня за эту неделю, что прошла после его возвращения? И даже не прислал приглашения на Большой прием? Это все из-за вас.
— Почему же тогда он ни разу не посетил меня за эту неделю, что прошла после его возвращения? И даже не прислал приглашения на Большой прием? Это все из-за вас. Из-за тебя с отцом. Зачем вы только вошли в этот дурацкий Совет?
Лорд Эомирен тяжело вздохнул. Хотел бы он и сам это понять. Во всяком случае, в отношении себя самого. Отец — святые стихии с ним, кто теперь может знать, на что он рассчитывал. Но он-то, он? Ведь стоило только немного подумать, и сразу стало бы ясно, что все это подстава. Столько времени даже не вспоминали о том, что на свете есть молодой лорд-наследник, а затем раз — сразу же и титул главы дома, и должность председателя. Вот и Энтерея говорила… Вспомнив об этой предательнице, Эомирен помрачнел и насупился.
— Отец все всегда делал по-своему, — продолжая реветь, бормотала сестра, — и всегда все портил. Все портил!
Лорд Эомирен вздохнул. Это обвинение было не совсем справедливым. В конце концов, невестой императора Элайна стала только благодаря отцу. А иначе он вряд ли посмотрел бы когда в сторону его довольно блеклой, глуповатой и слегка истеричной сестрицы. Впрочем, пребывание между молотом и наковальней, то есть между братцем Эомеником и отцом, ни для кого из их семьи не прошло бесследно. Даже для него самого, что уж говорить о сестре… Да и какой толк сейчас думать об этом. Не собирается же он заикаться об этом сестрице. Ему совершенно ни к чему новый взрыв истерики. Впрочем, от нового взрыва его молчание не спасло.
— Ну сделай же что-нибудь! — Сестра повернулась к нему, заламывая руки. — Заставь императора жениться на мне! Ты же глава дома!
Эомирен стиснул зубы. Ну что он может сказать этой истеричной дуре? Что у него нет и на мизинец того влияния, которым обладал отец, что он под арестом и следствием? Поскольку отец был инициатором создания этого самого Высшего оберегающего совета империи, а он сам наследовал ему на посту председателя (Эклон, сволочь, везде говорит, что был всего лишь временным замещающим лицом в отсутствие председателя, а настоящим председателем всегда был лорд Эомирен, сначала прежний, потом нынешний), ему и всему их дому, похоже, не удастся отделаться легким испугом, как остальным членам Совета.
— Ну что ты молчишь?! Обещай мне, что заставишь Эонея жениться на мне! Я уже заказала платье! И на второй день тоже! И свадебный торт! И мы с подружками уже обсудили, как все устроим! Я приеду в императорский дворец на упряжке из двенадцати лошадей. Цугом. А мое открытое ландо будут сопровождать семьдесят семь гвардейцев верхом и с обнаженными шпагами… Обещай мне, Экант!
— Я лорд Эомирен, — скрипнув зубами, проговорил Экант, резко развернулся на месте и вышел из комнаты сестры, раздраженно зыркнув на молчаливого гвардейца, маячившего у дверей. Уж неизвестно, по своему ли собственному разумению или по чьему-то указанию, но этот охранник вел себя крайне деликатно, неотступно следуя за лордом Эомиреном на публике, но в доме стараясь держаться как можно незаметнее. И даже дозволял лорду Эомирену в одиночку принимать ванну, спать или работать в кабинете. Впрочем, вряд ли это было чьим-то указанием. Тот, кто имел право отдавать такие указания, наоборот, скорее наказал бы гвардейца за подобное попустительство. Так что, вероятнее всего, сам парень был себе на уме, понимал, что столь высокопоставленное лицо, как глава дома Эомиренов, рано или поздно выпутается из любой неприятной ситуации. Ибо империя не может себе позволить обходиться без Эомиренов. Поэтому хитрый малый, вероятно, решил, что лучше уж не слишком ретивым исполнением обязанностей заслужить шанс на благодарность со стороны лорда Эомирена, чем излишним рвением — непременную ненависть и желание поквитаться. Но сейчас он был лишним напоминанием о том жалком положении, в котором оказался глава дома Эомиренов.
Но сейчас он был лишним напоминанием о том жалком положении, в котором оказался глава дома Эомиренов.
Поднявшись в домашний кабинет, теперь уже ставший его по праву, глава дома Эомиренов подошел к бару и, нервно распахнув дверцу, сузившимися глазами впился в шеренгу выстроившихся перед ним бутылок. Лоик, ликер — не то, слишком слабо! Бурбон? Возможно. Но лучше кастеянская настойка. Семьдесят градусов крепости и горький вкус степных трав. Горькая и сбивающая с ног. В точности как его жизнь. Лорд Эомирен вытащил бутылку из бара и, зубами сорвав пробку, присосался к горлышку.