{10}
Но значит, кроме врачебного искусства, которое, как я сказал, подчинено
всецело Эроту, этот бог управляет также гимнастикой и земледелием. Что
касается музыки, то каждому мало-мальски наблюдательному человеку ясно, что
с нею дело обстоит точно так же, и именно это, вероятно, хочет сказать
Гераклит, хотя мысль его выражена не лучшим образом. Он говорит, что единое,
«расходясь, само с собою сходится», примером чего служит гармония лука и
лиры. Однако очень нелепо утверждать, что гармония — это раздвоение или что
она возникает из различных начал. Вероятно, мудрец просто хочет сказать, что
гармония возникает из звуков, которые сначала различались по высоте, а потом
благодаря музыкальному искусству друг к другу приладились. Ведь не может же
возникнуть гармония только оттого, что один звук выше, а другой ниже.
Гармония — это созвучие, а созвучие — это своего рода согласие, а из начал
различных, покуда они различны между собой, согласия не получается. И
опять-таки, раздваивающееся и несогласное нельзя привести в гармонию, что
видно и на примере ритма, который создается согласованием расходящихся
сначала замедлений и ускорений. А согласие во все это вносит музыкальное
искусство, которое устанавливает, как и искусство врачебное, любовь и
единодушие. Следовательно, музыкальное искусство есть знание любовных начал,
касающихся строя и ритма.
И
опять-таки, раздваивающееся и несогласное нельзя привести в гармонию, что
видно и на примере ритма, который создается согласованием расходящихся
сначала замедлений и ускорений. А согласие во все это вносит музыкальное
искусство, которое устанавливает, как и искусство врачебное, любовь и
единодушие. Следовательно, музыкальное искусство есть знание любовных начал,
касающихся строя и ритма. Впрочем, в самом строении гармонии и ритма
нетрудно заметить любовное начало, и любовь здесь не двойственна. Но когда
гармонию и ритм нужно передать людям, то есть либо сочинить музыку, что
называется мелопеей, либо правильно воспроизвести уже сочиненные лады и
размеры, что достигается выучкой, тогда эта задача трудна и требует большого
искусника. Ведь тут снова вступает в силу известное уже положение, что
угождать следует людям умеренным, заставляя тех, кто еще не отличается
умеренностью, стремиться к ней, и что любовь умеренных, которую нужно
беречь, — это прекрасная, небесная любовь. Это — Эрот музы Урании. Эрот же
Полигимнии пошл, и прибегать к нему, если уж дело дошло до этого, следует с
осторожностью, чтобы он принес удовольствие, но не породил невоздержности.
Точно так же и в нашем ремесле очень важно верно направить желания,
связанные с поварским искусством, чтобы удовольствие не оказалось чревато
заболеванием.
Итак, и в музыке, и во врачеванье, и во всех других делах, и
человеческих и божественных, нужно, насколько это возможно, принимать во
внимание обоих Эротов, ибо и тот и другой там присутствуют. Даже свойства
времен года зависят от них обоих. Когда началами, о которых я говорил,
теплом и холодом, сухостью и влажностью овладевает любовь умеренная и они
сливаются друг с другом рассудительно и гармонично, год бывает изобильный,
он приносит людям, животным и растениям здоровье, не причиняя им никакого
вреда. Но когда времена года попадают под власть разнузданного Эрота,
Эрота-насильника, он многое губит и портит. Ведь из-за этого обычно
возникают заразные и другие болезни, поражающие животных и растения. Ибо и
иней, и град, и медвяная роса происходят от таких преувеличенных,
неумеренных любовных вожделений, знание которых, когда дело касается
движения звезд и времен года, именуется астрономией.
Но и жертвоприношения, и все, что относится к искусству гадания и в чем
состоит общение богов и людей, тоже связано не с чем иным, как с охраной
любви, с одной стороны, и врачеванием ее — с другой. Ведь всякое нечестие
возникает обычно тогда, когда не чтут умеренного Эрота, не угождают ему, не
отводят ему во всем первого места, а оказывают все эти почести другому
Эроту, идет ли речь о родителях — живых ли, умерших ли — или о богах.
На то
и существует искусство гадания, чтобы следить за любящими и врачевать их;
вот и получается, что гадание — это творец дружбы между богами и людьми,
потому что оно знает, какие любовные вожделения людей благочестивы и
освящены обычаем.
Вот сколь большим и многообразным, вернее сказать неограниченным,
могуществом обладает всякий вообще Эрот, но Эрот, который у нас и у богов
ведет ко благу, к рассудительности и справедливости, — этот Эрот обладает
могуществом поистине величайшим и приносит нам всяческое блаженство,
позволяя нам дружески общаться между собой и даже с богами, которые
совершеннее нас.
Возможно, что и я в своем похвальном слове Эроту многого не сказал,
хотя так получилось не по моей воле. Но если я что-либо упустил, твое дело,
Аристофан, дополнить мою речь. Впрочем, может быть, ты собираешься
восхвалять этого бога как-либо иначе — ну, что ж, изволь, кстати и твоя
икота прошла.
{11}
И Аристофан ответил: