— А, Аристодем, ты пришел кстати, — как раз поужинаешь с нами.
К нему тотчас выбежал раб и отвел его туда, где уже возлежали
готовые приступить к ужину гости. Как только Агафон увидел вошедшего, он
приветствовал его такими словами:
— А, Аристодем, ты пришел кстати, — как раз поужинаешь с нами. Если же
ты по какому-нибудь делу, то отложи его до другого раза. Ведь я и вчера уже
искал тебя, чтобы пригласить, но нигде не нашел. А Сократа что же ты не
привел к нам?
{3}
— И я, — продолжал Аристодем, — обернулся, а Сократ, гляжу, не идет
следом; пришлось объяснить, что сам я пришел с Сократом, который и пригласил
меня сюда ужинать.
— И отлично сделал, что пришел, — ответил хозяин, — но где же он?
— Он только что вошел сюда следом за мною, я и сам не могу понять, куда
он девался.
— Ну-ка, — сказал Агафон слуге, — поищи Сократа и приведи его сюда. А
ты, Аристодем, располагайся рядом с Эриксимахом!
И раб обмыл ему ноги, чтобы он мог возлечь; а другой раб тем временем
вернулся и доложил: Сократ, мол, повернул назад и теперь стоит в сенях
соседнего дома, а на зов идти отказывается.
— Что за вздор ты несешь, — сказал Агафон, — позови его понастойчивей!
Но тут вмешался Аристодем.
— Не нужно, — сказал он, — оставьте его в покое. Такая уж у него
привычка — отойдет куда-нибудь в сторонку и станет там. Я думаю, он скоро
явится, не надо только его трогать.
— Ну что ж, пусть будет по-твоему, — сказал Агафон. — А нас всех
остальных, вы, слуги, пожалуйста, угощайте! Подавайте нам все, что
пожелаете, ведь никаких надсмотрщиков я никогда над вами не ставил.
Считайте, что и я, и все остальные приглашены вами на обед, и ублажайте нас
так, чтобы мы не могли на вас нахвалиться.
Затем они начали ужинать, а Сократа все не было. Агафон не раз
порывался послать за ним, но Аристодем этому противился. Наконец Сократ
все-таки явился, как раз к середине ужина, промешкав, против обыкновения, не
так уж долго. И Агафон, возлежавший в одиночестве с краю, сказал ему:
— Сюда, Сократ, располагайся рядом со мной, чтобы и мне досталась доля
той мудрости, которая осенила тебя в сенях. Ведь, конечно же, ты нашел ее и
завладел ею, иначе ты бы не тронулся с места.
— Хорошо было бы, Агафон, — отвечал Сократ, садясь, — если бы мудрость
имела свойство перетекать, как только мы прикоснемся друг к другу, из того,
кто полон ею, к тому, кто пуст, как перетекает вода по шерстяной нитке из
полного сосуда в пустой. Если и с мудростью дело обстоит так же, я очень
высоко ценю соседство с тобой: я думаю, что ты до краев наполнишь меня
великолепнейшей мудростью. Ведь моя мудрость какая-то ненадежная,
плохонькая, она похожа на сон, а твоя блистательна и приносит успех: вон как
она, несмотря на твою молодость, засверкала позавчера на глазах тридцати с
лишним тысяч греков.
— Ты насмешник, Сократ, — сказал Агафон. — Немного погодя, взяв в судьи
Диониса, мы с тобой еще разберемся, кто из нас мудрей, а покамест принимайся
за ужин!
— Затем, — продолжал Аристодем, — после того как Сократ возлег и все
поужинали, они совершили возлияние, спели хвалу богу, исполнили все, что
полагается, и приступили к вину. И тут Павсаний повел такую речь.
— Хорошо бы нам, друзья, — сказал он, — не напиваться допьяна. Я,
откровенно говоря, чувствую себя после вчерашней попойки довольно скверно, и
мне нужна некоторая передышка, как, впрочем, по-моему, и большинству из вас:
вы ведь тоже вчера в этом участвовали; подумайте же, как бы нам пить
поумеренней.
{4}
И Аристофан ответил ему:
— Ты совершенно прав, Павсаний, что нужно всячески стараться пить в
меру. Я и сам вчера выпил лишнего.
Услыхав их слова, Эриксимах, сын Акумена, сказал:
— Конечно, вы правы. Мне хотелось бы только выслушать еще одного из вас
— Агафона: в силах ли он пить?
— Нет, я тоже не в силах, — ответил Агафон.
— Ну, так нам, кажется, повезло, мне, Аристодему, Федру и остальным, —
сказал Эриксимах, — если вы, такие мастера пить, сегодня отказываетесь, —
мы-то всегда пьем по капле. Сократ не в счет: он способен и пить и не пить,
так что, как бы мы ни поступили, он будет доволен. А раз никто из
присутствующих не расположен, по-моему, пить много, я вряд ли кого-либо
обижу, если скажу о пьянстве всю правду. Что опьянение тяжело людям, это
мне, как врачу, яснее ясного. Мне и самому неохота больше пить, и другим я
не советую, особенно если они еще не оправились от похмелья.
— Сущая правда, — подхватил Федр из Мирринунта, — я-то и так всегда
тебя слушаюсь, а уж когда дело касается врачевания, то и подавно, но
сегодня, я думаю, и все остальные, если поразмыслят, с тобой согласятся.
Выслушав их, все сошлись на том, чтобы на сегодняшнем пиру допьяна не
напиваться, а пить просто так, для своего удовольствия.
— Итак, — сказал Эриксимах, — раз уж решено, чтобы каждый пил сколько
захочет, без всякого принуждения, я предлагаю отпустить эту только что
вошедшую к нам флейтистку, — пускай играет для себя самой или, если ей
угодно, для женщин во внутренних покоях дома, а мы посвятим сегодняшнюю нашу
встречу беседе. Какой именно — это я тоже, если хотите, могу предложить.