— Фил, прошу тебя, не надо.
— Извини. Извини. — Чтобы сменить тему, он спрашивает: — А ты куда собираешься?
— Может, съезжу в Йоркшир к родным. Или останусь здесь, буду работать.
— Работать?
— Ну, ты знаешь. Буду писать свою книгу.
— А… книгу… — Как и все остальные, он произносит это таким тоном, будто ей не верит. — Твоя знаменитая книга случайно не о нас?
— Нет, не о нас. — Они подошли к его машине, и ей не терпится с ним попрощаться. — Не думаю, что эта тема так уж интересна.
Он оперся локтем на крышу своего синего «форда», приготовившись к торжественному прощанию, а она взяла и всё испортила. Он хмурится, выпячивает розовую нижнюю губу, которая проглядывает сквозь бороду.
— О чем это ты?
— Не знаю, просто…
— Продолжай.
— Фил, что касается меня и тебя… Мне все это не нравится.
— Ты несчастна?
— Согласись, отношения у нас не идеальные. Раз в неделю на школьном ковролине.
— А мне казалось, ты довольна.
— Я не имею в виду, что ты не удовлетворяешь меня сексуально. Секс тут ни при чем, меня убивают… обстоятельства.
— А мне все нравится…
— Правда? Правда всё устраивает?
— Насколько я припоминаю, тебя тоже всё устраивало.
— Ну, пожалуй, поначалу было весело.
— Ради бога, Эмма!.. — Он смотрит на нее сердито, точно застал ее с сигаретой в туалете для девочек. — Мне надо ехать! Почему ты заговорила об этом именно сейчас, когда у меня нет времени?
— Прости, я…
— Серьезно, Эмма, какого черта!
— Эй! Не говори со мной так.
— Я не говорю, я просто… просто… Давай переждем летние каникулы, о'кей? А потом решим, что делать.
— А мне кажется, делать тут ничего. Мы или продолжаем, или прекращаем встречаться, хотя я считаю, что продолжать не стоит.
— Мы можем сделать еще кое-что, — говорит он, понизив голос. — Точнее, я. — Он оглядывается и, убедившись, что вокруг никого нет, берет ее за руку. — Я мог бы сказать ей этим летом.
— Но я не хочу, чтобы ты ей говорил, Фил.
— Когда мы будем в отпуске или даже до того, на следующей неделе…
— Я не хочу, чтобы она знала, Фил.
Какой смысл?
— Какой смысл?
— Никакого!
— А мне кажется, есть смысл, мне кажется, не такая уж это плохая идея.
— Отлично! Давай обсудим это в следующей четверти, давай… даже не знаю… назначим день.
Воодушевившись, он облизывает губы и снова оглядывается, чтобы убедиться, что никто их не видит.
— Я люблю тебя, Эмма Морли.
— Нет, не любишь, — вздыхает она. — Не по-настоящему.
Он опускает голову, словно глядя на нее поверх воображаемых очков:
— Это уж я сам решу, ладно?
Она терпеть не может его директорский тон и взгляд — они ненавистны ей до такой степени, что у нее возникает желание ударить его ногой под колено.
— Ты лучше езжай, — говорит она.
— Я буду скучать по тебе, Эм…
— На случай, если не созвонимся, желаю хорошо отдохнуть…
— Ты даже не представляешь, как я буду по тебе скучать.
— Корсика — это просто замечательно.
— Каждый день.
— Ну ладно, до скорого, пока.
— Подожди. — Подняв портфель и используя его как ширму, он целует ее. Очень осмотрительно, думает Эмма, стоя неподвижно. Он открывает дверцу машины и садится. Темно-синий «форд-сьерра», машина, подобающая директору, бардачок набит топографическими картами. — До сих пор не могу поверить, что они прозвали меня Волосатой Обезьяной, — бормочет он, качая головой.
Она стоит на пустой автостоянке и смотрит, как он уезжает. Ей тридцать лет, она встречается с женатым мужчиной, которого почти совсем не любит, но, по крайней мере, у него нет детей.
* * *
Через двадцать минут она уже стоит под окном длинного малоэтажного дома из красного кирпича, где находится ее квартира, и видит свет в гостиной. Значит, явился Иэн.
Она подумывает, не отсидеться ли в ближайшем пабе или, может, навестить друзей, но знает, что Иэн все это время будет поджидать ее в кресле с включенным светом, как наемный убийца. Она делает глубокий вдох и ищет ключи.
С тех пор как Иэн переехал, квартира стала казаться просторнее. Без его видеокассет, зарядных устройств, адаптеров и кабелей, виниловых пластинок в картонных конвертах квартира выглядит так, будто ее недавно ограбили, и Эмма снова ловит себя на мысли о том, как мало вещей накопила за эти десять лет. Из спальни доносится шорох. Она снимает с плеча сумку и тихо подходит к двери.
Содержимое ящиков комода разбросано по полу: письма, банковские выписки, разорванные бумажные конверты от фотографий и негативов. Молча и незаметно стоя в дверном проеме, она некоторое время наблюдает за Иэном: тот, фыркая от натуги, пытается просунуть руку в самую глубь ящика. На Иэне кроссовки без шнурков, тренировочные штаны и неглаженая рубашка. Наряд, подобранный со всей тщательностью, чтобы продемонстрировать максимальную степень эмоционального смятения. Он оделся так, чтобы ее расстроить.
— Иэн, что ты делаешь?
На лице его отражается удивление, но лишь на секунду, после чего он вновь выглядит как обиженный вор.
— Что-то ты припозднилась, — осуждающе произносит он.
— А тебе какое дело?
— Просто интересно, где ты шляешься, только и всего.
— Была на репетиции. Иэн, мы вроде договорились, чтобы ты не заходил без предупреждения.
— А что такое — ты не одна, что ли?