— Вы не могли бы мне разъяснить, что это? — Я указал на рисунок, весьма точно изображавший те два куска сверхпрочного стекла, добытых мною в последнюю неделю.
Но, к сожалению, ничего нового она сказать не смогла.
Тут к столику снова подошла Анна и потянула мне пакет.
— Держи, подарок на память.
Я глянул на нее, а она, невесело усмехнувшись, объяснила.
— Здешний фирменный. Такой, как подавали два года назад.
Я невольно улыбнулся, ибо местный коктейль назывался «Белый медведь», а состоял — ежели кто не знает — из смеси шампанского со спиртом. И убить этим самым «Медведём» можно было насмерть.
— Спасибо, Ань. И… извини, пожалуйста.
— Чего уж теперь. — И она, закусив губу, снова ушла.
Но, как видно, каждое моё посещение Парижа непременно должно быть связано с каким нибудь мордобитием. Так что, не обошлось и в этот раз.
Покушав — выпив — закусив я, как и всякий здоровый человек почувствовал, ну… сами понимаете. И в туалете, едва за мной закрылась дверь, появился Анькин муж. Вошёл он молча, и на лице у него торжественной маской застыло выражение «я ж тебя, поганца, предупреждал». А в руках он держал палку для игры в лапту. Не бейсбольная бита, конечно, но тоже штука невкусная.
Ей Богу, повеселились мы на славу. От зеркал до потолка и голубого фаянса умывальников мало что осталось. На кафеле тут и там виднелись проломы и вмятины. И даже хромированные металлические краны пришли в полную негодность. В азарте увлекательнейшего поединка мой противник даже проломил унитаз.
Должен вам сказать, что я, как всегда, «кругом не виноватый». И никаких фокусов с «переходами» и переодеваниями в боевой модуль не вытворял. Просто, Анин муж вёл малоподвижный образ жизни, а я, как никак, всё же «человек Дромоса». И Коридор помимо воли поддерживает меня в форме. Так что, я просто всегда оказывался чуть-чуть быстрее.
Вволю намахавшись своим дубиналом он, запыхавшись, уселся прямо на унитаз и, вытирая пот, спросил:
— Ну, чего припёрся-то, а? Я ж просил!
— Извини, дружище. Ей Богу, это всё клиентки. Захотели отметить удачную сделку и притащили сюда. Знаешь этих баб: «Милое местечко, любопытная публика». Да и вообще, мы как раз собирались уходить. — Я протянул ему руку. — Мир?
Он горестно вздохнул, и я закрыл за собой дверь.
— Извините, девочки. — Я постарался принять виноватый вид. — Как выяснилось, появилось срочное дело, и я вынужден поторопиться.
Видимо, в глазах девчёнок я окончательно обрёл статус крутого мужчины, так как ни обижаться, ни, тем более капризничать, они не стали.
— Что ж, пойдёмте. Вам куда?
Я было хотел вернуться в опостылевший клоповник но вдруг передумал. В Париже меня абсолютно ничто не держит. Впечатлений получил — выше крыши. Так что, пора и честь знать. А поскольку «подшофе» у меня с коридором частенько возникали проблемы, то я заявил:
— Я еду на вокзал. И, надеюсь, вы не окажетесь меня проводить?
Благодаря стараниям Анны заведение, и впрямь, приобрело кое-какую репутацию.
Так как у входа дежурило сразу несколько такси. В былые времена, насколько я помню, ничего кроме кареты городовых здесь не наблюдалось. Ну, и ещё иногда машины местной «Скорой помощи», если публика очень уж развеселится.
Я взял билет на трансконтинентальный экспресс Париж — Москва и, поскольку вещей у меня с собой не было, просто закинул пакет толстенную книжку на полку.
— Что ж, прощайте, девочки.
— До свидания.
Я протянул Ольге руку и она, пожав её, вдруг поцеловала меня в губы.
— Прощайте, Мари.
Блудная сестрёнка слабо улыбнулась и тоже дотронулась губами до моей щеки.
— Спасибо Вам.
Поезд отходил от перрона, а я стоял, высунувшись из вагона, и смотрел на девушек, которые махали вслед. И, несмотря на все привычки, почему-то стало немножко грустно. Но, вскоре стук колёс, который всегда действовал на меня завораживающе, приглушил горечь расставания. Пусть не от Бреста до Урала, а всего лишь от Парижа до Москвы, но всё же мне предстояло необычное путешествие через всю Империю и я, улёгшись на полку и подложив руку под голову, я принялся глазеть в окно.
20
Вздрогнув, словно раздумывая и заскрипев сцепками, поезд тронулся. Дождик, по-прежнему стучал в окно, и медленно поплыла взад безымянная станция. Шёл второй день пути, погода за окном испортилась и явно не хотела исправляться. Только что миновали тутошнюю Германию и ехали где-то в пределах нашей Польши.
Облезший ларёк, в котором днём, наверное, продавали газеты и разную дребедень закрыт. Вот уже кончилась платформа, и колёса бодро застучали, отбивая лишь им одним ведомый ритм. В окне промелькнуло зелёно-красное пятно семафора, и замелькали небольшие домики. Совсем как у нас.
«А что ты хотел. Люди, они и в Африке люди. И, забрось их судьба хоть на Альфу Центавра, точно так же будут строить дома. Разбивать огороды и, наверное, выращивать цветы».
Мелькнул шлагбаум на переезде, и потянулись поля. Вон кто-то, спасаясь от непогоды, пристроился под раскидистым деревом. Ага! Это ждут трактор, что спешит забрать продрогших полеводов. И стоит на переезде, несмотря на непогоду, мотоциклист. Б-р-р. Удовольствие ниже среднего.
Но начались лесопосадки, как и в моём мире тянущиеся вдоль дорог. В надвигающихся сумерках ели казались величественными и мрачными. А поля, кое-где выглядывающие сквозь просвет, представлялись плоскими и безжизненными.