— Со временем это пройдёт. — Утешила Ритка, и снова принялась за старое, доводя моё бедное тело до кондиции трупа, лежащего на соседнем столе.
Трупа пришельца, разумеется, один из которых Генерал распорядился доставить в лабораторию. Впрочем, если позволите, я опущу подробности, так как даже вспоминать об этом… Б-р-р… Одна радость, что Ритуся сжалилась и, дабы облегчить страдания подопечного, разрешила в качестве обезболивающего впотреблять… Ну, сами понимаете что… Так что, эти несколько дней я провёл в полувменяемом состоянии, время от времени, поглядывая на всё, что могло отражать изображение и заливаясь безудержным хохотом.
За что удостоился молчаливого укора её ассистентов, который, ничтоже сумяшеся, игнорировал. Тоже мне, моралисты хреновы выискались. Вот побывали бы в моей шкуре…
Дня через три, когда, по словам компрачикосов, краска высохла и обрела «устойчивость к внешним воздействиям», за меня принялись татуировщики. Как видно, радикально зелёный цвет моей морды, и качество контрабандного красителя, сделанного на Малой Арнаутской, не отвечали всем высоко эстетическим требованиям мучителей. Всё бы ничего, если бы её хоть было видно. Так нет же, практически неотличимая, она покрывала тело какими-то непонятными узорами в самых интимных местах. В смысле, спрятанных под одеждой.
Шкура моя опять воспалилась, а тело распухло. И снова утешительные взгляды Ритки и хихиканье дорогой по поводу того, какой я милашка, и как она ждет, не дождётся того момента, когда сможем остаться наедине.
И, наконец, спустя неделю изуверы объявили что всё готово. Я сам на себя не похож, и вполне смогу сниматься в практически любом фильме ужасов. Без дополнительного грима.
— Ну, покажись, Гинза-Но ты мой ненаглядный.
Сенсей всё напутал, ибо актёры японского театра Гинза-Но выступают в масках. Гримируют лица последователи школы Кабуки-Дза. Но, в общем-то, в моём теперешнем положении, я с радостью согласился бы носить любой противогаз, только бы вернуть всё назад. Хотя, посмотрим, может ещё и «верну». Смотаюсь вот, гляну, что там и как. А там будем посмотреть.
— Хорош, хорош. Просто вылитый зеленомордый. — Лицо Виктора сохраняло серьёзное выражение, но в голосе слышались смешинки. — Пожалуй, я мудро сделал, что воздержался от смены образа. Во всяком случае, начальство точно бы не поняло.
Ну, вот всегда так, они делают карьеру, а я тут, понимаешь, отдувайся за всех. Не, ребята, я вам это ещё припомню.
— Краска долго не слезет? — Деловито осведомился тем временем Генерал.
— Гарантируют месяц. Хоть купайся-загорай, хоть в баню ходи.
— Ну, месяц, это ерунда, продержишься.
Утешил, блин…
Рано или поздно, а всё когда нибудь кончается. Подошли к завершению и мои страдания, в ознаменование которых я опять стал предметом пристального Инкиного внимания. И начал не на шутку ревновать к самому себе. Во натура, блин… Но, мужественно переборов это «низменное и недостойное настоящего мужчины» чуйство я, едва утихла боль, с радостью принялся отвечать на её поползновения…
Рожа постепенно зажила, так что время вышло. Как выяснилось, в этот раз Гроссмейстер, решил обойтись без излишней патетики, и отнёс камень на место загодя. Вообще-то, мог бы и сам приволочь то что просили. Хотя, ему виднее. Или же — за столько-то лет — так привык загребать жар чужими руками, что в принципе не мыслил себя в роли рядового исполнителя?
Я покачал на руках малышей, без обиняков признавших в этом зеленомордом чудище папаню, нежно (а как же ещё?) обнял Инну и, как водится, мысленно поплевав через плечё «шагнул» в Дромос.
40
Ноль целых, пять десятых артефакта лежали передо мной, и я невольно залюбовался совершенными формами кристалла. Он приковывал взгляд, словно магнит притягивает железные опилки. Или же, вспомнив первое путешествие вдоль реки, с которого, собственно всё и началось, «держал подобно «эпицентру». Глядя на этот, не так давно совершенно обыкновенный, пусть и довольно таки красивый камень, я поймал себя на мысли, что мне не удаётся оторвать глаз. Вернее, совсем как тогда, когда пытался «преодолеть границу», не хочется.
С усилием, словно вытаскиваю глубоко вонзившийся в колоду топор, подобно вызволению ноги, по самую щиколотку утонувшей в вязкой глине, я смог таки отвести взор от загадочного куска кварца.
С усилием, словно вытаскиваю глубоко вонзившийся в колоду топор, подобно вызволению ноги, по самую щиколотку утонувшей в вязкой глине, я смог таки отвести взор от загадочного куска кварца. И, уже более спокойно, безо всякого благоговения, взглянув снова, невольно залюбовался им. Хотя, вообще-то говоря, это мне не свойственно. Скорее уж, такое высокоэстетическое времяпрепровождение подошло бы Инне.
Если честно я, по жизни болшо-ой дофинист, не оставался равнодушным лишь к красотам природы. То есть, природы дикой и неухоженной. Зачастую, оставляя вне поля зрения такие вещи, как женское очарование, великолепная архитектура, а так же красивые вещи и изысканные ювелирные украшения. Словом, в силу плебейского воспитания, все те стороны человеческой жизни, к которым можно применить такие эпитеты, как очаровательный, прекрасный и целую свору их синонимов.