18
— Хайя — аль — фаллах иль Алла — акбар! О свет моих очей, светлоглазая пери и её, без сомнения во всех отношениях достойный муж. Да продлит Аллах ваши годы и пошлёт богатство и благоденствие в ваш дом. Кто же не знает достопочтимого кади Джумбека, ради счастья предстать перед очами которого, проделали столь долгий и тяжкий путь чужестранцы.
Мы стояли перед лавкой торговца и, хотя я обещал ему золотой только за указание пути, тот явно намеревался нам что-то продать. Он трещал со скоростью пулемёта на довольно приличном русском но, не смотря на восточное многословие, полезная информация его речей равнялась нулю. Повертев в пальцах монетку, я небрежно сунул её в карман и отвернулся, намериваясь отвалить от этого бурдюка с красноречием, да наложит Аллах печать молчания на его источающие сладкий мёд уста.
Но, видимо, дураком он не был и, с усилием преодолев спортивный азарт, ухватил меня за рукав.
— Да простит, без сомнения во всех отношеньях достойный гость, недостойного его слугу, позволившего отнять малую толику столь драгоценного времени. Не в силах устоять перед ликом великого мужа, бедный Нияз хотел всего лишь отдать дань уважения его прозорливости и щедрости ибо, кто, кроме Старого Нияза, лучше укажет путь к дому достопочтенного кади Джумбека.
Видимо, краткость не была отличительной чертой его скромных талантов, да продлит Аллах его годы и направит стопы моих недругов в лавку, без сомнения достойного торговца Нияза. Да выплеснет он на них весь ушат своего, драгоценного и обильного запаса прекрасных слов и ни с чем ни сравнимых цветистых и мудрых выражений, могущих свести менее стойкого в могилу.
Я снова достал монету и, сделав зверское лицо, спросил:
— Куда ехать?
О мудрый чужеземец, клянусь чалмой халифа Алимбека, ты принял правильное решение. Ибо кто, кроме Нияза в этом городе воров и попрошаек сможет указать кратчайший и верный путь, по которому ты сможешь направить своего ишака!
Терпение подходило к концу но, представив, что с кем-то другим придётся всё начинать сначала, я сжал зубы и, взяв его за грудки, снова спросил:
— Где это?
Решив, должно быть, что потрепал мои нервы ровно на золотой, и сдачи я не потребую, он быстро выхватил монетку из моей руки и нормальным голосом сказал.
— Это в западном квартале. — Но, тут же снова принялся за своё: — Заведение достойного Джумбека, да пошлёт Аллах ему процветание, славится на весь Эль-Наджаф и, должен сказать, что во вех отношений достойный чужеземец не мог выбрать лучшего друга, чем достопочтенный Тифф-Саак-Джумбек из квартала Ас-Саак!
Правая рука зачесалась, и только Олькин смех остановил меня, не дав стать убийцей. Но, главное, что хоть и приблизительно, а нам указали дорогу. «Оседлав ишака» и подождав, пока усядется Ханум, «свет очей которой способен затмить солнце днём и освещать путь ночью», я поспешно нажал на газ.
Наглая девчёнка ржала во всю и я угрюмо на неё зыркнул, но вскоре и сам расхохотался.
— Между прочим, именно при таких обстоятельствах я и купил эту злополучную шкатулку.
Наглая девчёнка ржала во всю и я угрюмо на неё зыркнул, но вскоре и сам расхохотался.
— Между прочим, именно при таких обстоятельствах я и купил эту злополучную шкатулку.
— Какую шкатулку? — Спросила она, и я тут же прикусил язык. Чёрт, ведь сделал же «дубль». Ну кто, скажите на милость, тянул дурака за язык?
— Ах да, я ведь, кажется, вам не рассказывал.
Сделав невинное лицо, я принялся вдохновенно врать:
— Как-то раз в колониальном квартале Парижа мне довелось приобрести чудную вещицу. За сущие гроши. Друг, которому я впоследствии показал её, никак не хотел верить в случайность покупки и смехотворно малую цену.
Но Ольга, занятая мыслями о судьбе Мари уже потеряла к разговору всякий интерес.
Облачённый в модуль, я завис возле одного из окон. Огромное помещение, если сильно не присматриваться вполне могло показаться дворцовым залом из Тысячи и одной ночи. Громадные мраморные колонны, с куполообразного потолка свисают золочёные люстры, в которых горит множество свечей. Пол выложен замысловатым мозаичным узором, изображавшим какой-то орнамент, а стены увешаны разноцветными персидскими коврами.
Но, вглядевшись повнимательней, я стал замечать некоторые несуразности. В первую очередь — публика. Весь этот сброд, одетый весьма и весьма пёстро никак не мог находиться во дворце. Никто бы их не то что не пригласил, а даже не пустил на порог. Да и отделка, при детальном рассмотрении оказалась слишком уж похожей на бутафорскую. Не было в ней той тщательной скрупулёзности, присущей покоям владык. На окнах осела пыль и тут и там висела паутина.
В общем, выглядело всё так, словно кто-то, не особо впрочем, стараясь, захотел придать сараю видимость дворца. Стилизовать, не сильно заботясь о достоверности и качестве отделки.
Но, даже и не видя всей аляповатости и вычурности этого варварского великолепия, достаточно просто принюхаться, и сразу становилось понято, что вы не во дворце. Запах множества мужских тел, гашиша, просто табачный дым. Всё это амбре более соответствовало кабаку, чем великосветским покоям. Чем, собственно, заведение и являлось.