ПАТРУЛЬ
День прошел спокойно, на второй к вечеру встретили еще один форт без воинов. Правда, в этом форте было около десятка стариков, да четыре молодых парня вернулись из набега на табуны соседей. Доре показалось, что между Гребом с одной стороны и Мириам с Крисом с другой произошел короткий, беззвучный, но яростный спор. Победило большинство.
— Опять вмешательство, — Греб стукнул кулаком по луке седла. — Перепахаем историю. Разорвем кольцо.
— Никто ж не знает, что здесь перед войной было. Летописи в войну погибли. Значит, могло быть все, что угодно, — отозвался Крис.
— Ладно, до утра делайте свое все-что-угодно.
Дора чувствовала, что этот короткий разговор как-то связан с ней, только как? Так и не разобравшись, робея, изложила свою просьбу. Мири и Крис поддержали. Греб печально поглядел на нее, на Криса и собрал совет мужчин. (Советом вождей кланов язык не поворачивался назвать, так как из всех вождем был один Греб, но он не местный.) Рассказ о порядках, которые установила Дора в соседнем форте встретили с недоверием. Но тут Мириам заявила, что молодые оскорбили кэптэна Дору и вызвала всех четырех на бой. Совет пришлось прервать. Мириам взяла в каждую руку по мечу и в три минуты намяла всем четверым бока. Причем, била только ногами и локтями. Мечами же лишь отбивала клинки противников. После чего извинилась перед парнями и шепнула, что сделала это не со зла, а чтоб Дора их на бой не вызвала: Дора шутить не любит, терпит-терпит, а потом головы снесет.
Совет продолжили. По существу возражений не было, не хотели лишь пускать рабынь бараков дежурить на вышки. Но, когда Крис указал, что на четыре вышки нужно восемь дозорных, и два раза по восемь на смену (а где их взять?) — скрепя сердце, согласились.
Созвали общество. Собрание прошло спокойно, потому что вели его свои мужчины. Чуть что, ссылались на соседний форт. Женщинам выступать не давали, несогласных баб, а также тех, кто стоял с ними рядом, убеждали плеткой. На матку одел железный ошейник один из стариков. В общем, как сказал Крис, консенсус был найден, демократия восторжествовала.
Ночью Греб долго сидел за картами. Когда все же собрался лечь, обнаружил, что его место рядом с Мириам заняла Дора. Уткнулась носом в плечо его жены и сладко спит.
— Это что за лезбиянство? — шепотом осведомился он.
— Тише, разбудишь, — отозвалась Мири. — Мы обиделись на Криса. Днем почемучкой дразнит, а ночью Тавией кличет.
— Это ее проблемы. А я тут причем? Я спать хочу. Где я спать буду?
— Греб, любимый, ты же взрослый человек. Постели себе где-нибудь.
Утром Рэй сообщил через браслет, что вечером семь человек разыскивали караван кэптэна Телима. У одного из них не было кисти правой руки. Дора испугалась.
— Рэй, Рэй, догони их и скажи, что кэптэн Телим через месяц будет в Ашене! Пусть в Ашен едут и там ждут! Обязательно догони!
— Это очень важно?
— Вопрос жизни и смерти.
Наступила долгая пауза.
— Дора, а я смогу вместо них в Ашен поехать?
— Нет! Ни в коем случае! И не думай! Тебя убьют там! Пусть они туда едут.
— А их там не убьют?
— Убьют! Обязательно убьют! Я надеюсь. Может, не всех, но кого-то точно убьют.
— Дора, они не смогут поехать в Ашен, — в голосе Рэя послышалось неподдельное облегчение. — Они твоим бабам начали одежду рвать да грудки щупать, так те осерчали, обиду затаили, а потом озоровать начали. Ну, и мне пришлось помочь. Тех троих, которые сразу не умерли, так в землю и зарыли. Говорят, так положено. Так что теперь у нас сорок шесть лошаков.
— Вы их всех убили?
— А что делать, если твои бабы за луки схватились? Утыкали стрелами, но ведь стрелы без наконечников, глубоко не втыкаются. Одному в глаз попали, двоих я на меч взял, одному Мудра палкой ноги перебила. Остальных чем попало забили. Теперь на меня дуются, разговаривать не хотят.
— Рэй, мои все целы?
— А что им будет? Выпорол слегка, чтоб за оружие не хватались, так это заживет. А они на меня обижаться вздумали. Не перестанут, вечером опять выпорю.
— Рэй, миленький, не надо их пороть. Их похвалить надо. Они мародеров побили, которые мой караван разорили.
— Они без спросу схватились за оружие. Балуешь ты их. Ладно, рабыни твои, пороть не буду. До вечера.
Выехали в самом мрачном настроении. Греб поругался с Крисом, Дора была напугана происшедшим с караваном, вдобавок с неба моросил мелкий холодный дождь. Тропа стала скользкой. Все сидели нахохлившись. Может, поэтому заметили встречный отряд только столкнувшись с ним нос к носу.
— Вы поедете с нами, — сказал один из воинов. — С вами будет говорить Всемогущий.
Воины разъехались, откружая кольцом маленький отряд Греба. Было их человек десять.
— Кто главный, — властно спросил Греб.
— Я — ответил один из воинов. — Всемогущий приглашает вас в гости. Он хочет с вами говорить.
— Именно со мной? Пусть едет сюда.
— Он говорит со всеми, кого мы встречаем. Он набирает армию и предложит вам вступить в нее. Вступить в армию Всемогущего — высокая честь для любого воина.
После этих слов все десять воинов обнажили мечи и трижды выкрикнули:
— Слава Всемогущему!
Греб слез с лошака и подошел к командиру.
— Ты почему верхом, когда я перед тобой стою? — молниеносно выхватил свой необычный меч с маленькой овальной гардой и, продолжая движение, несильным с виду ударом перерубил шею лошака у самых плеч. Голова упала на землю. Из обрубленных жил толчком выплеснулась кровь. Тело мягко завалилось на бок. Все произошло так быстро и неожиданно, что всадник даже не успел вытащить ногу из стремени. И теперь тщетно пытался вытащить ее из-под обезглавленной туши. Дора застыла с открытым ртом. Она знала, как сложно перерубить легким мечом густую гриву. Даже на бойнях редко кому удавалось отрубить голову одним ударом тяжелого мясницкого тесака. А Греб уже как ни в чем не бывало, возвращался к своему лошаку.