— Умрешь? — с интересом спросил воин.
— Выпью все до капли. Какая польза хозяину от мертвой рабыни.
— Видите! — вскричал продавец. — Где еще благородные чужеземцы найдут такую честность? Такую рассудительность!
Воины с улыбкой переглянулись.
— Вы не верите? Проверьте ее. Я без колебаний доверю ей свой сундук с деньгами.
— Ладно, старик, сколько ты хочешь за эту кучу добродетелей?
— По счастливой случайности хозяин этой рабыни сейчас как раз в моей палатке. Вы сами сможете договориться о цене, — продавец скрылся за пологом, и через секунду из палатки вышел Телим. Дора трагически свела брови, приоткрыла рот и не сводила глаз с его лица. Жалобный и одновременно осуждающий взгляд.
— Двадцать пять золотых, — твердо произнес Телим. Один из воинов присвистнул, рот Доры округлился от удивления. Продавец надвинул на глаза тюрбан, застонал и скрылся в палатке.
Видимо, хозяин передумал меня продавать, — решила Дора, — и теперь высокой ценой пытается отпугнуть покупателей. — Опустившись на колени, она схватила его руку и прижала к губам. Телим дернулся, будто его ужалила змея.
— Двадцать пять монет? — протянул второй воин, обошел Дору кругом, провел пальцем по шрамам от бича на плечах. — За такие деньги я могу купить дюжину тех, — мотнул головой в сторону рабынь черной работы.
— Она и стоит дюжины, — ответил Телим.
— Пять золотых, — предложил воин.
— В прошлый раз меня продали за три, — вставила Дора.
— Да, семь лет назад она стоила три. Но сейчас она стоит двадцать пять, и я не торгуюсь.
— Благородные воины, я не стою таких денег, — опять влезла Дора и почувствовала, как рука Телима легла на ее затылок.
Приготовилась, что Телим поднимет ее за волосы, швырнет лицом вниз на помост, но он ласково встрепал ей волосы.
— Может, я чего-то не понимаю. Что в ней такого ценного? Она хороша в постели? Нет. Слишком тощая да мосластая. Хозяйство в доме вести не умеет. Откуда двадцать пять монет?
— Второй такой нет, — ответил Телим.
— Это аргумент, — рассмеялся первый воин. — Хотя так можно сказать о любой. Крис, давай купим ее. Я хочу постигнуть скрытые достоинства, спрятанные под этой невзрачной шкуркой.
— Ты с ума сошел! Двадцать пять золотых. Она и половины не стоит.
— Сколько ты вчера просадил в кости?
— Не в кости, а в карты. И какое тебе дело? Я получил удовольствие.
— Сегодня я хочу получить удовольствие. Хозяин, мы берем твое полуголое чудо. Но если она не такая, как ты говоришь, клянусь, я ее в бархан зарою.
Телим молча принял деньги и, не считая, ссыпал их в кошель. Дора похолодела. Ее все-таки купили. За огромную, уму непостижимую сумму. Все пропало. Купили воины-чужеземцы, для развлечения, как диковинку. Она не осознавала, как продавец отомкнул браслет на лодыжке, как новый хозяин за руку свел ее с помоста. Она все оглядывалась на Телима. Что впереди? Несколько дней у новых хозяев, пока не надоест, потом опять рынок. И бараки. От судьбы не уйдешь.
— Я старый козел с прокисшими мозгами, — вполголоса жаловался продавец Телиму. — Я разучился делать деньги. Ты продал свою сушеную воблу за двадцать пять золотых, когда ей круглая цена — два! Как это стало возможным? Чем ты их околдовал?
— Если вновь увидишь на базаре мою женщину, покупай хоть за десять золотых, — отозвался Телим, глядя вслед уходящим.
Дора плохо понимала, куда ее ведут. Потрясение было слишком сильным. За двенадцать лет она уже пятый раз меняла хозяев, но раньше хоть оставалась надежда. Сначала она была молода и красива, потом ее покупали для определенной работы. Сейчас же ее купили прельстившись высокой ценой. Спотыкаясь, она брела за новыми хозяевами, пока не ушибла ногу о камень. Зашипев от боли, девушка вышла из транса и запрыгала на одной ноге. Мужчины оглянулись на нее и остановились. Тот, который держал за руку, отпустил ее и задумчиво потер подбородок.
— Надо сандали купить, — сказал он.
— Зачем? Выйдем из города, мокасины оденет, — отозвался второй. Мокасины — хорошая обувь, но Дора не обольщалась на этот счет. Кэптэны караванов всегда заботятся о людях и лошаках, чтоб в пути не было задержки, а эти двое были богаты. Дора встряхнула головой и мысленно обругала себя. Сейчас решалась ее судьба. Как поставишь себя с самого начала, так и будет. Не вышло с Телимом, плевать. Это уже в прошлом. Надо начинать все сначала. Решив так, Дора попыталась улыбнуться и, прихрамывая, бодро зашагала за новым хозяином. Хозяином она решила считать того, которого звали Крис, и который вначале вел ее за руку. Теперь он отпустил ее, но Дора знала, что это испытание. Про себя она ухмыльнулась. Эти двое не знали, что рабыни каравана имели намного больше свободы, чем прочие. Никто не останавливал рабыню, если она вечером выходила из лагеря. У нее своя работа, и работа эта должна быть сделана. Если нет — попроси помощи. Главное — не задерживай караван. Если рабыня исчезала, кэптэн мог задержать караван хоть на десять дней, разыскивая пропавшую. Дальше все зависело от вины. Наказание за побег было очень жестоким. Если же все получилось неумышленно, рабыню могли вообще не наказать. Дора задержала караван дважды. Первый раз она сбежала когда караван проходил невдалеке от ее родного форта.
Дора задержала караван дважды. Первый раз она сбежала когда караван проходил невдалеке от ее родного форта. Дора все хорошо обдумала и спланировала. Пошла якобы за ягодами, оступилась на скользких камнях, переходя быструю речку, дала унести себя потоку. Выбралась из воды километра на два ниже по течению, там, где на гальке следы не видны. Бестолково плутала по лесу всю ночь, путая след. На следующий день зигзагами направилась к родному форту. Проведя ночь на дереве, поняла, что возвращаться туда незачем. Кому она там нужна? На ошейник рассчитывать нечего. Ее сверстники наверняка имеют жен, а молодые найдут себе девок по возрасту. Конечно, брат из дома не выгонит. Но работать заставит с утра до ночи. Двор да поле, поле да двор. Земля да навоз. Свободная, но хуже, чем рабыня. В караване — рабыня, но сколько видела! Степь и сельву, моря и пустыни. Горы с белоснежными вершинами, угрюмые лабиринты черных скал, болота, перейти которые можно только зимой, зыбучие пески, огромные поля красных маков на горных склонах. Умывалась холодной, хpустальной водой гоpных pодников, и теплой, мутноватой pечной, и соленой моpской, и даже песком пустынь, как умеют только стаpые каpаванщики.
Утром, с первыми лучами солнца, по кратчайшему расстоянию Дора пошла искать караванную тропу. По дороге ломала ветви кустов, отмечая свой путь. Найдя тропу, нарисовала на утоптанной земле стрелку, прижала локти к бокам и побежала размеренным бегом. Через час перешла на шаг. Потом снова на бег. И так, чередуя бег с быстрым шагом, двигалась до обеда. Дорога пошла по холмам. Забравшись на очередной, легла в тени под деревом, погрузившись почти полностью в прохладный мох. Задремала. Проснулась, когда тень сдвинулась, и жаркие лучи солнца коснулись кожи. Села, потянулась и замерла. На вершине соседнего холма отчетливо вырисовывались силуэты всадников. Дора узнала их. Следопыты каравана. Все ее петли и трюки не задержали их. Схватив камень, Дора нацарапала на земле еще одну стрелку в сторону каравана и припустила во весь дух. До лагеря оставалось километров пятнадцать. Дора не давала себе пощады. Трудно человеку соревноваться с лошаком, идущим легкой рысью, но от скорости теперь зависела жизнь. С криком: «Чужаки!» она ворвалась в лагерь. Караван мгновенно ожил. Дора упала на землю и корчилась, ловя ртом воздух. Минута, и лагерь опустел. Лишь она, несколько лошаков, да сложенный кучами груз. Но из-за каждого дерева, из-за каждого куста на тропу был нацелен тугой лук. Не прошло и десяти минут, как послышался топот, из-за поворота тропы показались следопыты, и люди с шутками и веселой руганью вернулись в лагерь. Дора осмотрела лошаков, за которых отвечала. Животные выглядели отдохнувшими, были сыты, напоены, но не чищены. Дора огляделась. На нее, как будто, не обращали внимания. Следопыты расседлали лошаков и скрылись в шатре кэптэна. Дора схватила щетку, начала чистить лошаков, кусая губы и поминутно оглядываясь на шатер, не вытерпела, заметалась, и со щеткой в руке побежала к шатру. На ее несчастье вход оказался распахнут, ее сразу заметили. Подслушать не удалось. В шатре были все старшие караванщики.