— Мое терпение лопнуло. Такое оскорбление покойного императора можно смыть только кровью! — Тагунака разошелся не на шутку и тряс в воздухе сухими, но крепкими кулачками.- Дуэль! Сражаться по самурайскому кодексу. Тем более что у вас катана покойного Какамуры.
— Что за правила? — спросил Кузнецов.
— Бойцы приветствуют друг друга поклоном, потом переходят к изысканным оскорблениям,- сквозь зубы процедил самурай.
— Затем сам поединок.
— Будет справедливо, если мы добавим условие,- заметил отшельник, до этого хранивший молчание.- Если наш представитель одолеет вашего, то вы тотчас отсюда уйдете, а эликсир оставите нам. Это справедливо?
— Это чепуха,- надменно возразил Тагунака.- Но я согласен. У вашего любителя чужих мечей нет ни одного шанса. Впрочем, подлому мародеру выпала незаслуженная честь погибнуть от руки великого воина Накамуши, не изведавшего ни одного поражения. Его любимый удар — «монашеский плащ» — рассекает врага надвое от левого плеча до правого бока. Скоро ваш друг уподобится опадающим лепесткам сакуры. Его голова поникнет, как завядшая лилия. Его руки опустятся, как…
— Только без патетики,- попросил, устало морщась, Кузнецов и поправил фуражку. Кобуру, как уже упоминалось, он успел расстегнуть раньше.
— Может быть, ограничимся изысканными оскорблениями,- предложил Задов, слегка остывая и озираясь по сторонам.
— Нет! — сухо отрезал Тагунака.- Пройдемте на площадь. Красотой поединка должны насладиться все.
Самураи в кимоно засновали среди развалин, как разноцветные тараканы. Отступать было поздно, да и нельзя: Левины понятия о чести в принципе не исключали побег, но бежать ему было сейчас некуда. Он гордо поднял голову и возглавил цепочку десантников, замыкал которую бек с граблями в руках.
Центр площади, выложенный плитами, от развалин был свободен. Правда, там же стояло несколько клеток из бамбуковых прутьев, в которых сидели обезьяны и верещали, требуя свободу. Увидев самураев, они как по команде испуганно утихли.
— Зачем вам обезьянки? Вы что их, есть собрались? — поинтересовался отшельник.
— Ты спятил, старик. Мы люди цивилизованные.- Тагунака поджал губы.- На макаках мы тренируемся. Это узаконено в известном эдикте о праве на пробу меча. Истинный самурай может отрабатывать удары клинка на преступниках в тюрьмах, бродягах и нищих крестьянах. Все по закону, бродяги, и, следовательно, справедливо.
— Отпусти мартышей! — начал заводиться Задов, не терпевший никакого насилия над беззащитными тварями, если только это насилие не исходило непосредственно от него.
— Отпустим,- милостиво кивнул Тагунака.- Сначала с тобой разберемся и сразу начнем их отпускать.
Одна из плит на площади внезапно со скрежетом отошла в сторону, и из темного провала высунулась голова с выбритым скошенным лбом. Самурай выжидательно уставился на командира, открыл рот, но тот нахмурился и жестом остановил его. Наполовину вылезший из-под земли боец замер. Дисциплина была железная.
— Это один из тайных лазов в подземелье,- шепнул отшельник Кузнецову.
Тот в ответ еле заметно кивнул: Николая заботили более актуальные проблемы.
Против Левы «пасынки» выставили самурая небольшого роста, но крепкого телосложения в камуфлированном кимоно и красном поясе. Противники обменялись взглядами. По выражению лица и узких глаз бойца понять было ничего нельзя. Неясно было, даже куда именно он смотрит.
Задов снял с плеч вещмешок и, переминаясь, продолжал держать его в руках, словно не зная, куда его сунуть. Тагунака тихо прочел какое-то четверостишие. Окончание стихотворения служило сигналом к поединку.
Камуфлированный самурай сделал шаг вперед и, склонившись в церемониальном поясном поклоне, на мгновение замер. В ответ на поклон Задов нехорошо улыбнулся и опустил вещмешок на затылок противнику со всей своей пролетарской ненавистью.
В ответ на поклон Задов нехорошо улыбнулся и опустил вещмешок на затылок противнику со всей своей пролетарской ненавистью. Самурай рухнул на плиты.
— Чистая работа,- зааплодировал Кузнецов,- считай до десяти.
Возбужденные самураи вокруг загалдели, возмущаясь кощунственным нарушением правил поединка и культуры убийства. Они, однако, согласились считать до десяти, надеясь, что их коллега очухается и встанет. Но Лева ждать начала счета не стал и, злобно оскалившись, еще раз опустил мешок на голову противника так сильно, что брезент едва не треснул.
— Осторожней! — крикнул Николай, внезапно вспомнив, что, собираясь в Индию, Задов намеревался порыбачить. Удочку, спиннинг и даже сеть Левка не признавал принципиально, поэтому Николай не исключал, что в командировочном вещмешке, помимо обычной Левиной поклажи, можно отыскать пару динамитных шашек.
Лева обернулся к Кузнецову, знаком показал ему, что держит ситуацию под полным контролем, и для верности зафиксировал победу еще одним молодецким ударом.
— Банзай! — заверещал Тагунака, оскорбленный кощунственным поединком до всей глубины своей нежной самурайской души.
Раджив попытался дотянуться до него посохом, но «пасынок солнца» ловко парировал удар веером. Веер оказался железным. Бек тем временем ухватил обеими руками грабли посередине и, работая ими как веслами каноэ, успешно проплыл сквозь группу опешивших противников.