Под палящим солнцем кожа афалин быстро высыхала. Бонни и Клайда, а заодно и Петруху аккуратно вытащили из лодки и опустили в воду рядом с берегом. Так, чтобы всем троим дыхало не залило. Дельфины в знак благодарности за спасение слабо шевелили хвостами. Петруха из солидарности с дельфинами шевелил изодранными ластами. Окончательно очнулся он, когда Бонни нежно коснулась его перемазанной кровью щеки.
— Вставай, Петро,- цинично посоветовал багровому Петрухе Задов.- Кентавр и русалка не пара. Плохо кончишь, родной.
Петька неуверенно встал на ноги, затравленно оглянулся и поковылял к дому.
— Пожрать что-нибудь сготовь! — крикнул ему вдогонку Задов, поворачиваясь к дельфинам.- Яичницу пожарь с беконом.
С афалинами расставались тепло. Кузнецов, зашвырнув подальше в море свисток вызова, молча протянул Бонни и Клайду обмазанные шпротами справки-объективки, которые они тут же благодарно и проглотили. Садко добродушно салютовал дельфинам с приличного расстояния, Батыр ласково гладил мокрые носы, а Задов отталкивал дельфинов подальше от опасной линии прибоя.
Еще минут пять они наблюдали за двумя вертикальными плавниками, идущими поперек накатывающих на сушу волн. Над плавающими у рифа ошметками спрута вилась туча чаек. Вдруг Лева недовольно повел носом и обернулся. Через мгновение недавние аквалангисты наперегонки бежали от моря.
Домик на дюнах горел.
Судя по всему, очаг пожара находился на кухне. Впрочем, огонь уже весело бегал по всем стенам и ласково лизал крышу. В безветренном небе дым поднимался столбом, унося в небо снопы искр.
— Горим, братишки! — завопил Лева и ломанулся к пожару.
Когда они добежали, тушить было уже нечего. Метрах в десяти от ревущего огня на песке сидел чумазый Петруха. У ног его лежали головные уборы соратников: фуражка Николая, папаха Задова, панамка бека и картуз Садко.
С безопасного расстояния друзья молча смотрели на догорающий домик. Из всех пятерых более-менее прилично одетым выглядел Садко, который бросился в воду, не сняв ни кафтана, ни сапог.
Огонь, рассыпая искры, последний раз вырвался из окон и дверного проема с ревом и гудением. Подняв тучу искр, с грохотом обвалилась внутрь прогоревшая крыша. Где-то в глубине дома, не выдержав жара, одна за другой рванули две бочки с дизельным топливом.
Тоненькие язычки пламени медленно поползли по сухой траве к далеким корпусам Центра-океанариума.
Садко аккуратно рвал себе бороду и громко убивался:
— Гусли! Гусли мои, гусельки… Самогуды драгоценные!
— Брось,- попробовал утешить его Задов, надев папаху и выжимая снятые плавки.- На кой тебе эти деревяшки?
— Перстеньки там заветные, камешки на черный день хранились. Дороги как память,- продолжал драть бороду Садко.
— Дорогие на пальцах носить надо,- нравоучительным тоном сказал Задов. Возможно, он был немного не в себе, поскольку тотчас добавил: — Дровишек бы подбросить.
Внезапно у них за спинами раздались переборы гитары, и хриплый голос решительно заявил: «Если друг оказался вдруг…»
Стоящие у догорающего дома победители обернулись. На прибрежном песке останавливалась карусель, с которой деловито спрыгивали их боевые товарищи по отряду. Первыми на берег слетели с помоста Илья и Малюта. Илья был в отутюженных портах, заштопанной льняной рубахе с чугунными наплечниками и в кожаных выходных сапогах. Малюта — в походной инквизиторской рясе и сандалиях. В руках у Скуратова был окованный железом посох, Илья же держал под мышкой меч-кладенец. Руки его были заняты крынкой молока. За ними последовали другие. Все были при оружии и очень возбуждены. Было очевидно, что отряд собрался по тревоге.
— Вот и подмога поспела,- громко буркнул себе под нос Задов и снова повернулся к полыхающему дому, походя пришлепнув на спине муху влажными плавками.- Очень вовремя!
Подмога, однако, вела себя странно. Вновь прибывшие десантники рассыпались цепью и теперь широким полумесяцем окружали группу батыра, постепенно замыкая кольцо.
— Гуд дэй! — крикнул Кузнецов Ермаку и приветственно помахал рукой.
В ответ не последовало никакой реакции. Кольцо окружения замкнулось в молчании.
— Не нравится мне все это! — мрачно заметил Садко, оставляя в покое бороду и тихонько двигаясь к валявшемуся неподалеку топору.
Скуратов упер железный конец посоха в прочную новгородскую сталь и глухо сказал:
— Не балуй, купчина! Огрею — пожалеешь!
— Гравировку не поцарапай,- хмуро процедил сквозь зубы Садко,- не расплатишься.
К Малюте подошел Батыр. Он благоразумно остановился от Скуратова на расстоянии, намного превышающем длину посоха, и, безошибочно определив в Малюте старшего группы, коротко отрапортовал:
— Докладываю: задание выполнено! В ходе операции подлинные чудеса идио… то есть, тьфу, героизма проявил товарищ Филиппов. С нашей стороны потерь нет.
Скуратов недоуменно почесал посохом затылок и, покосившись на догорающие руины, чуть сбавил обороты:
— А это зачем?
— Во избежание недоразумений останки противника преданы кремации. Все следы нашего пребывания в данной реальности уничтожены, чтобы избежать пространственно-временных коллизий. Командир группы — старший батыр Батырбеков.