Добрыня согласно кивнул. В разговор он не встревал не по природной отсталости, как полагали некоторые идиоты, а исключительно из врожденной белорусской скромности и философского взгляда на жизнь. Его свободолюбивая натура была замешана на терпении и понимании того, что для хорошего человека любые изменения — к худшему. Похоже, что Святогор, до сих пор знакомый с Добрыней лишь шапочно, наконец-то это прочувствовал, потому что он неожиданно расщедрился и полез в стол за второй бутылкой.
— Разливай, хлопче, люб ты мне нынче,- загромыхал Святогор.- Не зря бают, что от тебя даже злыдни не шарахаются. Не то что от Ильи с Лешкой. Где он, кстати, побратим ваш закадычный?
— В наряде,- нетерпеливо отмахнулся Илья.- Послушай, чем это ты так озабочен, друже, что наши дела тебе по ударным инструментам?
Святогор помрачнел, минуту помолчал, сжимая в руках стакан, а потом все же решился:
— Баюн пропал.
Илья недоуменно переглянулся с Добрыней, залпом опустошил свою емкость и осторожно уточнил:
— Это сказитель твой местный, что ли?
Святогор согласно моргнул, и Илья все так же осторожно продолжил:
— Ну и какого лешего ты переживаешь? Нагуляется — придет. Он тут у вас популярен вроде.
— Не то слово,- вздохнул Святогор.- Все Лукоморье на ушах, да и ваше начальство тоже психует.
— Мы-то с какого бока?
Святогор мрачно усмехнулся, бросил взгляд на дверь и понизил голос:
— У вас с прана-маной перебои?
Илья окаменел было от богатырской прямоты, но обманывать старого приятеля не стал:
— Со вчерашней ночи как отрезало. Карусель на профилактике. Я, собственно…
— То-то,- вздохнул, оборвав Илью, мэр.- В Баюне все дело. Пока он по цепям вокруг дуба своего шлялся — прана и качалась. Дуб — генератор, кот — проводник. Даром, что ли, Сергеич с него начинал. Забыл, чай?
— У Лукоморья дуб зеленый… Златая цепь на дубе том,- напомнил Илье Добрыня.
— С цепью перебор,- поморщился Святогор.- Это он зря загнул, пришлось Кощеевы сундуки реприватизировать, чтобы туристы на обман не жаловались. Пудов двадцать переплавили на цепи. Но по сути все верно.
Илья задумчиво отставил стакан в сторону и решительно поглядел в глаза Святогору:
— А ежели исчезновение Баюна и побег Задова связаны? Ты об этом не думал?
— Думал,- неожиданно засмеялся Святогор.- Сидел, ждал тебя и думал. И верхним чутьем чую, что бифштексы отдельно, а мухи отдельно. Не те продукты, чтобы мухи на них садились. Но если вы в поисках Задова и кота мне отыщете, то бо-о-ольшущую Лукоморью службу сослужите. А я уж в долгу не останусь.
— Навоз вопрос, Святогорушка,- решительно покачиваясь, поднялся из-за стола Илья.
А я уж в долгу не останусь.
— Навоз вопрос, Святогорушка,- решительно покачиваясь, поднялся из-за стола Илья.- Но и ты имей в виду, что Задов с котом очень даже связаны.
— Полосатые оба,- понимающе кивнул Святогор, провожая богатырей к двери.
— Постой,- притормозил у выхода Илья.- Тебе кот нужон для нас, для города али лично?
— Во всех трех смыслах, Илюш, в трех. И живым. У меня перевыборы на носу, а тут такой конфуз. Кощей меня с потрохами сожрет в своем «Лукоморском пергаменте», если я Баюна не найду. И так уже слухи поползли, что я соратника своего утопил за компромат финансовый какой-то.
— Найдем,- пообещал Илья, крепко пожимая дружескую руку Святогора.
— К отцу Ивану зайдите, может, что дельное присоветует,- уже сверху крикнул Святогор спускавшимся по лестнице богатырям.
На улице Илья встряхнул патлатой головой, прогоняя хмель, и решительно двинулся к дубу. Под восхищенными взглядами туристов, щелкавших фотоаппаратами развесистое дерево, Илья, тяжело кряхтя, поднырнул под ограждение, подошел к обвивающим ствол цепям и провел ладонью по блестящим звеньям. Добрыня остался снаружи.
— Золото-золото,- раздалось за плечом Ильи, и он обернулся. Рядом с ним с метлой в руках и тлеющей самокруткой в зубах стоял невысокий, пожилой, но крепкий леший, иронично посмеиваясь над незадачливым туристом:
— А ходить сюда не треба. На то и ограда, мил чело… Вот те раз. Звиняйте, пан. Не признал зараз, очки дома оставил.
Леший отвесил Илье поясной поклон. Илья приветственно хмыкнул. Сам он лешего узнал тотчас еще по выговору. Лешак Онуч происходил из старинной и славной традициями семьи лесовиков западной Руси. Последние пятьсот лет он обитал где-то в районе Беловежской Пущи, прекрасно владел белорусским, украинским, русским, польским, литовским и немецким языками, которых (языков) брал лично в многочисленных войнах и нашествиях.
Особо славен был Онуч своей изумительной, вызывающей зависть даже у Сусанина, коллекцией шлемов и касок. Вот и сейчас на голове его красовался фашистский головной убор времен гитлеровской Германии. Каска отлично дополняла русские кирзачи, хлопчатобумажные галифе и гимнастерку с одинокой медалью «Партизану-ветерану». Коллекцию свою Онуч собирал проверенным веками способом: стоило зазевавшимся вооруженным пришельцам забрести к нему в лес, как Онуч был тут как тут. Два-три дня блуждания по бору, подходящее болотце со знакомым водяным, и Онуч плелся в свою хижину, нагруженный звенящими железяками, которые он надраивал до блеска.