Про крокодильчика Лева почему-то даже не вспомнил.
— Если ви его у меня заберете, я не смогу без него жить,- глядя на пьяно ухмыляющегося Задова, занудил Анзор плаксивым голосом.- Нэ улыбайся. Я наложу на себя руки. И это будет на твоей совести.
— Но-но, не трогай мою совесть. Ты даже представить себе не можешь, сколько всего она может выдержать… Кстати, а как ты собираешься покончить с собой? Обольешься аджикой и сгоришь? — полюбопытствовал Задов и отправил в рот ломтик помидора.
— Да, хороша аджика, рот горит, аж полыхает,- поддержал разговор Батыр и, проигнорировав вилку, отправил в рот очередной кусок шашлыка. Потом, продолжая жевать, склонился над обезьяной, мирно спавшей на земле.
Бек натянул лямуру папаху поглубже на голову и взял его под мышку. Лапы и хвост безвольно болтались в воздухе.
— Эй, папаху с кинжалом отдай, да? Папа-мама мне дарил! — Анзор уже смирился с потерей и хотел хотя бы минимизировать ущерб. Тот факт, что этот реквизит он спер в местном театре драмы, пока его соотечественники отстаивали независимость Абхазии, его не смущал.
Задов нерешительно глянул на Батыра.
— Нэ магу! — передразнил фотографа Лева.- Это вещественное доказательство жестокого обращения с животными.
После чего он тяжело встал и, не оглядываясь, зашагал по набережной.
— И что минэ тэпэр дэлат? — запричитал Анзор, обхватив руками многострадальную голову.
— Ремешок не развязывать,- ответил Батыр, указав рукой на крокодильчика.- Этот вид растет до четырех метров. Отличается злопамятством. Ничего, ровным счетом ни-че-го не забывает.- Бек поднялся из-за стола и зашагал следом за Левой. Отяжелевшим от еды и выпивки коллегам подъем в горку давался с трудом. А до прибытия карусели оставалось не больше получаса…
* * *
Ранним утром следующего дня в курилке рядом со штабом отряда было оживленно, весело и шумно. Там собрались практически все участники операции, за исключением лямурийцев, которых на ночь временно разместили в зверинце под присмотром Дурова. Веселый шум перекрывал задорный голос Задова:
— Бабуины слева, грузины справа. Я вперед, и даешь прорыв!
Бек меланхолично кивал.
Лева красовался в лихо сдвинутой на затылок новенькой папахе с красным верхом, из-под которой выбивался длинный чуб. К лицу Леве был и ремень, украшенный серебряными бляшками, на котором висел кинжал в ножнах. На типовые вопросы, откуда барахлишко, Задов гордо отвечал:
— Трофеи, дар побежденных в знак уважения.
На типовые вопросы, откуда барахлишко, Задов гордо отвечал:
— Трофеи, дар побежденных в знак уважения.
В курилку, увитую диким плющом, вошел довольный начальник отряда в сопровождении Ашта. Одного взгляда на лямурийца было достаточно, чтобы понять, что профессор находится в растрепанных чувствах. Шерсть у него на загривке стояла дыбом, хвост то свивался в кольцо, то распрямлялся как стрела. Разговоры и смех стихли.
— Подведем итоги,- без обиняков двинул речь командир.- Поздравляю всех с успешным и бескровным выполнением задачи. Ничего другого от вас, в том числе и от Задова, не ожидал.- Командир пристально посмотрел на Левины обновки.
Задов, ничуть не стесняясь, сдвинул папаху еще дальше на затылок и начал играть с командиром в привычные гляделки.
Владимиров сдался первым. Он продолжил речь:
— Несчастные повстанцы, пардон, месье Ашт, местные диссиденты найдены и собраны. Главк подтвердил решение запломбировать известный вам коридор между нашими реальностями. Впредь проникновение лямурийцев к нам должно быть полностью исключено. Если попытаются агитировать при помощи Всеобщей декларации прав приматов, наш служебный долг — засунуть ее им… скажем так, в карманы. Короче, никак не реагировать. Илья Тимофеевич, вас и ваших подчиненных лично попрошу проконтролировать посадку репатриантов на карусель. Для остальных операция закончена. Всех благодарю за службу. Отдыхайте. Бар в столовой открыт с 19.00.
Стараясь не задеть члена Верховного Совета Лямурии, командир развернулся и вышел из курилки. За ним покинули беседку возбужденный Ашт и опечаленный Дуров. Остальные остались обмениваться впечатлениями.
…Человек и лямур молча шли к карусели, загребая пыль ногами. Говорить им было не о чем.
Рядом с каруселью под присмотром Ильи, Добрыни и Алеши стояло четверо лямуров. Двое держали под лапы безвольно висевшее тело третьего — дегустатора-любителя абхазского вина.
— Метаболизм не тот,- благодушно пояснил Муромец величавому Ашту, когда тот, проходя мимо, бросил на пьяного до сих пор отщепенца уничтожающий взгляд.
Четвертый репатриант немного в стороне что-то горячо втолковывал то ли Снежинке, то ли Эскимо. Лямуриец оживленно жестикулировал, показывая по очереди то на людей, то на соотечественников и тыкал пальцем в грудь брата (или сестры?) по биологической классификации. Тот — или та? — смущенно отворачивался (или отворачивалась?), стараясь отодвинуть потную лапу подальше от своей груди, заросшей густой шерстью. Взгляд снежного человека был устремлен за голову оратора.
Увидев приближающихся к ним Дурова и Ашта, болтливый лямуриец, впрочем, тут же замолчал.
— Вы твердо обещали мне, что мои подопечные не пострадают,- напомнил Дуров довольному Ашту. Леонид Владимирович успел за эти несколько часов привязаться к своим хвостатым гостям.