Дайвер вился вокруг предательского файла, опутывая веретенообразное тело тонкой серебристой нитью. Мгновение, и нить располосовала веретено на несколько неравных частей. Паразит замедлился, словно споткнувшийся конь. Чайник тут же вяло зашевелился. Кажется, он пытался снять мнемоюсты, там, у себя перед бордой. Здесь это выглядело как попытка искры пригаснуть, обратиться в стремительную точку-тень и выброситься из пределов холда. Ничего у чайника, конечно, не вышло — файл-убийца держал того на прочном поводке, подчинив себе моторные связи живого мозга.
«Ну и дела! — подумал Бай. — И это на сервере, куда рекомендуют лезть за хелпами!» Тем временем дайвер рассек тело файла еще на несколько частей и стремительным броском обволок безвольного чайника, словно капля воды в невесомости. Чайник сразу прекратил трепыхаться. Бай успел заметить, как дайвер рвет губительную зависимость от постороннего «мастера».
«Оживет сейчас», — понял Бай. Он не ошибся, чайник наконец принял осмысленный вид попытался шмыгнуть прочь, но дайвер умело взял его за шиворот и повлек за собой совсем в другую сторону.
«Так это спасатель, — запоздало догадался Бай. — Интересно, что за контора?» Он не успел додумать. Вирус, снова слипшийся в единый ком, стремительно атаковал Бая, единственного, кто остался в пределах холда. Тонкое блестящее, как жало бормашины, щупальце метнулось к еле заметному во мгле киберспейса сгустку. Но с Баем такое фокусы не проходили — он расчетливо и безжалостно снес паразиту кодовую область. Искрошил ее в мелкую капусту. Теперь файл-убийца больше не был программой: всего лишь набором бессмысленных команд, запустить которые не в состоянии даже господь Бог. А значит он стал неопасен.
Но на душе у Бая стало на редкость гадко. Что за подонки пишут подобную жестокую психотропщину? Давить таких…
Едва он вывалился из сети, в уши толкнулся напряженный голос Чена:
— Эй! Очнись наконец! Давай-давай!
В глазах Бая постепенно формировалось осмысленное выражение и Чен с облегчением вздохнул.
— Черти тебя дери! Что с тобой?
Бай уже мог говорить.
— В смысле? Я по сетям шарюсь, — он никак не мог взять в толк тревогу компаньона. — Не первый же раз… Что случилось-то?
Чен жестко поглядел на него.
— Я снял с тебя мнемоюсты час назад. Понимаешь?
Бай тупо уставился ему в лицо.
— То есть… как час назад? Я же должен был тут же вывалиться!
— Вот именно, — подтвердил Чен. — Но ты не вывалился. По-моему, ты этого просто не заметил.
И вот тут Баю впервые стало по-настоящему страшно.
***
~# run console 3
@comment: turn «Image»
Раньше Аурел пребывал в уверенности, что умеет ездить быстро.
***
~# run console 3
@comment: turn «Image»
Раньше Аурел пребывал в уверенности, что умеет ездить быстро. Но то, что вытворяла со своим «Квантумом» Тири даже ему показалось безумием. Они неслись через степь, как болиды, лишь по глупому недоразумению природы не обгоняя звук собственных моторов. Их путь не был абсолютно прямым, потому что перегона еще не достигли, и Тири то и дело виляла вправо-влево, объезжая рыхлые кустики перекати-поля и едва заметные неровности почвы.
К вечеру Аурел вымотался совершенно и когда Тири притормозила, а затем слезла с мотоцикла, он ощутил немедленное облегчение. Спина ныла, а ноги стали словно деревянными.
— Умаялся? — спросила она. Насмешливо, но беззлобно.
Аурел кивнул.
— Ну, ты горазда за рулем! Никогда бы не подумал.
— Мужчинам вообще не свойственно думать, — ответила Тири. — Как правило.
— Ну-ну, не обобщай. Некоторым очень даже свойственно, — хмыкнул Аурел.
Тири, опуская «Квантум» на землю, ехидно заметила:
— Если ты имеешь в виду себя, то я не согласна. Ты такой же пень, как и остальные.
Аурел обиделся:
— Да, ну тебя… Тоже мне — феминистка.
— Реалистка, — поправила Тири.
— Злая ты.
— А ты добрый?
— Ну, уж не такой, как ты.
— А с чего мне быть доброй? С того, что меня вынуждают убивать? Меня, женщину? Я рожать должна, а не убивать, понял?
Аурел остыл.
— Неужели тебя вынуждали убивать?
Тири не ответила. Пнула монтреевским ботинком шершавый мотоциклетный скат и полезла в бардачок.
— Давай, шевелись, — мрачно сказала она несколько позже. — Есть охота.
Аурел тоже уложил мотоцикл, чтоб не так издалека был виден посреди равнины, и выгреб из бардачка сумку и спальник.
Через каких-то десять минут, разгоняя сгущающиеся сумерки, весело потрескивал костер, на треноге чернел закопченный котелок, а внутри котелка многообещающе булькало. Аурел плотоядно принюхивался, Тири с ложкой в руке колдовала у посудины с варевом. Звезды, единственные обитатели небес, молча глядели на них с высоты.
Аурел чувствовал, что спутница готова выговориться. Нужно только поестественнее подвести ее к монологу. Черт возьми, чем больше Аурел размышлял над этой историей, тем менее понятной казалась она. Логики не было — вот главное, что лишало внутреннего равновесия. Аурел не любил отсутствия логики. Точнее, не отсутствия, а неочевидности, потому что логика присутствует во всем, нужно только суметь вытащить ее на поверхность. Получалось не всегда, у Аурела, по крайней мере. И вот эта-то загадочная глубинная логика и грызла постоянно, и донимала, словно настырный комар над ночной постелью: жужжит, кружится, и сколько руками не маши — не улетает.