— Холд уже открыт, я же говорил. Только прошу: не исчезай сразу, у меня еще есть вопросы.
Шейд помалкивал в уголке. Возникла невольная пауза: осколок Ностромо, похоже, прощупал возможность выхода из явно осточертевшей ему тюрьмы. Наконец он с некоторым сомнением сказал:
— Хм… Действительно открыто… Как ты это сделал?
— Так ли уж важно — как? Сделал и сделал, — проворчал в ответ Энди. — Знаешь, у меня сейчас война с Камиллом. Полагаю, что враг Камилла — твой друг. Не так ли?
— Так, — подтвердил экс-узник. — Только знай: воевать с Камиллом — опасное занятие. Он умен и хитер… бестия. Я тоже когда-то таким был.
Энди смешно фыркнул, поплотнее запахиваясь в любимый халат.
— Полагаю, совесть и честь достались тебе, а беспринципность и прочая наглость — Камиллу. Так?
— Так, — угрюмо подтвердил лучший осколок Ностромо.
— Значит, Ностромо — это больше ты, чем Камилл?
— Возможно.
— Как Камилл намерен стать Сетью? Что это вообще значит? Что ты разработал? Можешь объяснить? В двух словах.
— В двух — вряд ли. Я занимался вопросом непосредственного взаимодействия человеческого мозга и сетевого железа. Наверное, я был первым, кто вошел в Сеть без мнемоюстов. Боже, как давно это было.
Я занимался вопросом непосредственного взаимодействия человеческого мозга и сетевого железа. Наверное, я был первым, кто вошел в Сеть без мнемоюстов. Боже, как давно это было… Лет пятнадцать назад.
Ностромо ненадолго умолк, погрузившись в воспоминания.
— И что? — нетерпеливо спросил Энди.
— В общем, я случайно заметил, что программы определенного типа, будучи запущенными на терминале, куда я подключался, позволяют… как бы это сказать… хранить воспоминания, мои воспоминания. Даже когда я вне Сети. Словно бы какая-то частица личности остается там, на диске. Собственно, это побочный эффект, программы я писал совсем с иными целями.
— Какими? — немедленно поинтересовался Энди.
— Да пытался оптимизировать прямой доступ в Сеть… Короче, несколько лет шлифовки, и как результат — калькирование личности, прорыв за барьер и прочие прелести. Ты же сам этим пользуешься. А потом меня заперли. Я так понял, Камилл довел программы до совершенства. Он меня навещает. Иногда. В общем, если он разместит в Сети достаточное количество копий базовой программы и одновременно запустит их — Сеть накопит его воспоминания и станет как бы подмножеством его личности. Грубо говоря, он подключится не как один из пользователей, а как глобальный админ. Я не знаю, как он умудрился достичь такого эффекта, — возможно, тоже случайно. Но программы его рабочие. Я имел счастье убедиться.
— Это обратимо? Я имею в виду: спихнуть его с этого насеста получится, если он добьется своего?
— Только если отрубить все в мире компы. Пока останется хоть один работающий терминал — Камилл будет жив. Я думаю, он реализует проект в мире, где полно принципиально неотключаемых компов. Да и потом — у многих ведь система кладется софтверно, а не кнопкой. Соответственно Камилл не позволит системе лечь. Мне кажется, прижучить его будет практически невозможно.
— Ностромо… — сказал Энди и закашлялся от волнения. — Что было конечной целью проекта «Реальная виртуальность»?
— А это и было. Попытка срастить интеллект и Сеть. Правда, в самом начале мы представляли себе это совершенно иначе.
— Значит… Камилл начал осуществлять свой план. Осуществлять конечную цель «Реальной виртуальности»?
— Да он уже несколько лет как этим занялся. Он ведь не из торопыг, как и я…
Решительно огладив бороду, Энди заявил:
— Я намерен ему помешать, Ностромо, ибо ни секунды не верю, что Камилл — именно тот владыка, который нужен Сети. А чтоб помешать, позарез необходимо распознать его программы. Ты можешь мне помочь?
Творец «Реальной виртуальности» не ответил. Не отвечал он так долго, что Шейд уже подумал: а не отправиться ли отсюда подобру-поздорову? В бесцельное и, возможно, бесконечное путешествие по Сети?
Он даже начал привыкать к своей нетленности и робко радоваться ей.
— Да, — ответил Ностромо спустя короткую бесконечность. — Я попробую тебе помочь. В конце концов, именно ты вскрыл эту консервную банку со мной в качестве содержимого. Пусть у меня нет теперь тела, но будет хотя бы виртуальная свобода.
— У многих теперь нет тела, — моментально повеселев, сообщил Энди и указал на Шейда. — У меня вот, у него. Кто мы теперь? Всего лишь тени. Жалкие призраки в виртуальности.
— У тебя правда нет тела? — удивился Ностромо.
— Почему?
— Люди Камилла убили человека Энди Трушина. Но кто-то сохранил его личность в Сети. Меня то есть.
Ностромо повернулся к Шейду:
— А у тебя?
— И у меня нет, — грустно констатировал Шейд. — Я так думаю. А еще я знаете, что думаю?
Трушин и Ностромо выжидательно уставились на Шейда.
— В общем… Я тоже хочу вам подсобить. По-моему, этот Камилл изрядная скотина. Я вообще-то не мстительный. Но тут…
— Извини, мы на секунду… — Ностромо и Энди вдруг окутались непроницаемой завесой — видно, решили перемолвиться с глазу на глаз. А у Шейда защемило в несуществующей груди.
Как все-таки легко он смирился с полным уходом в виртуальность.