Я вошёл в избу и поразился сюрреалистичности представшей картины. Немецкий принц лежал на деревянной лавке, свесив босые ноги, и слушал камердинера, читавшего вслух пухлый французский роман. Не каждый день увидишь такое. Обычно с особами королевской крови ассоциируется возведённая в абсолют роскошь, а тут по-нашему, по-простому: неструганная лавка, на ней босоногий парнишка в длинной рубахе. С потолка сыплются тараканы, за стеной хрюкают поросята, тяжело возится и вздыхает тучная корова. И пахнет отнюдь не фиалками. Я доложился, с большим трудом скрывая улыбку. Появление гостя обрадовало Антона Ульриха.
— Я начал думать, что вы обо мне забыли, барон.
— Служба, ваше высочество.
Чтеца отпустили, забегали лакеи, накрывая на ужин. Раз, и тяжёлая парчовая скатерть с золотыми блёсками опустилась на стол. Два, и на ней появилась серебряная посуда: судки, кастрюльки, тарелки, бокалы, вилки, ложки. Три. Лакеи расставили складные стульчики.
— Всё готово, ваше высочество.
Принц взялся пальчиками за дольку засахаренного лимона, предложил мне присоединиться.
— Прошу вас на время забыть об условностях. Представьте себе походный ужин двух товарищей, которые, возможно, завтра будут сражаться спина к спине.
Ломаться я не стал, и, хоть и с ощущением неловкости, всё же плюхнулся на раскладной стульчик. Голландские умельцы ремесло знали, хрупкое на вид сооружение меня выдержало. Потом вспомнил, что забыл о подарке, привстал и вручил его принцу. Антону Ульриху перчатки понравились. Принц надел их, покрутил перед глазами и нашёл подобающими.
Ужин, лишь назывался походным, на самом деле повара приготовили массу разносолов, которые вполне могли удовлетворить даже взыскательного гурмана. Хлопнула дверь, в горницу вошёл посиневший Геймбург.
— На улице холод собачий!
— Наконец-то я тебя дождался, Геймбург, — обрадовался принц. — Садись с нами, да побыстрее. Предупреждаю: если не поторопишься, будешь довольствоваться остатками ужина.
— Всенепременно, ваше высочество. Вот только согреюсь. Боюсь, у меня пока зуб на зуб не попадает. Скорей бы лето!
Адъютант принца присел возле печки, вытянул озябшие руки к пылающим дровам.
— Выпей вина, дружище. Враз потеплеет, — взглянул на него принц. Геймбург лихо выдул бокал вина, повеселев, заметил:
— Ваше высочество, прошу заранее простить мне плохие манеры. Я ужасно проголодался, готов в один присест слопать целого быка.
— Фриц приготовил замечательные колбаски. Они смогут заменить тебе быка, о котором шла речь?
— Если только будут в очень большом количестве.
И я не шучу.
Ужин стремительно исчезал в трёх молодых и прожорливых желудках. Символическим завершением пирушки стала раскупоренная бутыль венгерского.
— День прожит не зря, — заявил Геймбург. — В походной жизни есть свои приятные стороны.
— Намекаешь на твой резко возросший аппетит, подполковник? — пошутил принц. — В Петербурге ты обычно клевал еду понемногу, как птичка. Иногда мне казалось, будто ты питаешься одним святым духом. Геймбург отложил ложку.
— Раз уж речь зашла о святом, не премину заметить, что мне в деревне попались две-три смазливых девичьи мордашки. Почему бы нам не свести с ними короткое знакомство?
— Не стоит, друг мой, — отозвался принц, но неугомонный Геймбург продолжил настойчиво уговаривать:
— Хорошо, ваше высочество. Я вас прекрасно понимаю. Вы, верно, считаете, что сельские создания не смогут доставить изысканное удовольствие. Тогда хочу заметить, что в двух верстах отсюда расположились маркитантки. Некоторые из них весьма недурны и будут покладисты, если развязать узелок кошелька. Что скажете, господа? Мы столько времени лишены женского общества. Клянусь, ещё немного и я начну заглядываться на всё, что в юбках.
— Даже на шотландцев в килтах? — усмехнулся я. Геймбург нахмурился. Ситуацию разрядил Антон Ульрих.
— Мой дорогой подполковник, побереги силы. Они ещё пригодятся на войне.
— Не волнуйтесь, ваше высочество, я могу проявить себя с одинаковой доблестью, что в дамском алькове, что на поле, выбранном Марсом для истинно мужского занятия, — самоуверенно объявил Геймбург.
— Лучше бы не бахвалился, подполковник, а занялся чем-то полезным. Готов послужить примером, — сказал принц.
Геймбург понюхал табак, громко чихнул на всю горницу. Уголки его губ лукаво приподнялись:
— Разве я поступаю иначе? Ваш пример всегда стоит у меня перед глазами.
— Ты обещал, что будешь помогать мне в учёбе.
— Я так и поступаю.
— Неправда. В последний раз мы пытались заняться космографией. Ты улизнул под лживым предлогом. Не мотай головой, Геймбург, я проверил. Ты наврал мне с три короба. Но Бог с ним, это было две недели назад, я давно простил твою ложь. Однако с той поры у тебя всегда находятся отговорки.
— Ваше высочество, что поделать, если у меня не лежит душа к наукам? Ну не создан я для них! — пожаловался Геймбург. — Зато, если вам понадобится моя шпага, вы всегда можете на неё рассчитывать.
— Ваше высочество, а вы что, даже в походе занимаетесь учёбой? — удивился я.
— Я когда-то дал сам себе обещание, даже написал его на бумаге. И хотя мы в походе, всё равно стараюсь не тратить время впустую. Единственное в чём пришлось себя ограничить — в изучении русского языка. Господин Тредиаковский, который обучал меня по два часа каждый день, находится слишком далеко, я не посчитал возможным взять его в этот поход.