— Я… я… понимаешь, как-то так получалось…
— Я знаю, ты каждый раз стыдился и переживал. Это лишнее.
Это лишнее.
Меньше всего на свете мне хотелось получить от нее индульгенцию, мне было легче хранить свои измены и переживания в себе, чтобы она ничего об этом не знала.
— Я тоже не клянусь тебе в вечной верности, — грустно сказала она. — Если будем вместе, тогда да, а если судьба разведет?.
— Постараюсь, чтобы не развела!
— Если бы это зависело только от нас!
Здесь спорить было не о чем, как и просить прощение, которого от меня не ждали. Аля удивительно быстро сделалась взрослой и мудрой. Мне показалось что между нами появилось отчуждение, но если оно и было, жена преодолела его, погладив мою щеку ладонью.
— Господи, какой ты еще молодой, у тебя даже борода не растет!
— Это не только от молодости, у меня сейчас монгольский тип, а у монголов плохо растут бороды.
— А как ты себя чувствуешь в чужом теле?
— Сначала было странно, особенно не хватало прежнего роста, а теперь ничего, привык. Кстати, раньше я совсем плохо ездил верхом, а теперь сижу в седле как влитой… Что это мы говорим все о пустяках…
— Наверное, потому что из них и состоит почти вся жизнь, — ввернула очередную сентенцию Аля. — Что ты будешь делать, пока я не освобожусь?
— Еще не решил, скорее всего, куплю здесь, в Шуе дом, чтобы быть возле тебя.
— Нет, не делай этого. Сколько мне ждать смерти Павла?
— Я точно не знаю, помню, что в 1801 году правил уже его сын Александр. Получается год, полтора.
— Уезжай. Ты здесь с ума сойдешь. К тому же нам нельзя будет видеться. Я знаю о царском приказе. Игуменья хорошая женщина, она меня жалеет. Поезжай в Захаркино к предку, только не заведи себе новую Алевтинку!
— Теперь это исключено. Я думаю, что Антон уже женился. Прапрабабушка никакого банного разгула не допустит.
— Антон Иванович собрался жениться? На ком? — тут же заинтересовалась Аля.
— На племяннице губернаторши Анне Чичериной. Прекрасная девушка, только боюсь, что она скрутит нашего Антона в бараний рог. Это я ее за него сосватал!
— Чудесно, найти своему прадедушке свою прабабушку! — засмеялась прежним смехом Аля.
— Наследственность дело серьезное, — поддержал я. — Предков себе лучше выбирать самим потомкам… Алечка, мы не поговорили о самом главном, — как ты себя чувствуешь?
— Хорошо я себя чувствую, как любая баба, которая собирается стать матерью. К масленице рожу тебе сына!
— Почему ты думаешь, что это будет сын?
— Чувствую.
В этот момент в дверь кельи негромко постучали, и к нам вошла проводница. Она удивленно посмотрела, как две девушки обнявшись, сидят на лавке.
— Барышня, вам пора.
— Уже прошел час? — поразился я.
— Больше, идемте скорее.
— До свидания, Аля, — сказал я, не осмеливаясь поцеловать жену при монахине. — Береги себя.
— Ты тоже, подруга, постарайся навестить меня на масленицу!
Я понял, о чем она говорит. К этому времени у нас должен родиться ребенок.
— Конечно.
Я встал и на негнущихся ногах вышел из кельи.
— Ночь-то какая звездучая, — сказала проводница, — месяц всходит, нам нужно торопиться.
Я ничего не ответил, и мы быстро пошли в сторону странноприимного дома. Монастырские обитатели спали, и мы не встретили ни одного человека. Моя проводница, как и раньше, не оглядываясь, шла впереди. Она заговорила только тогда, когда мы подошли к моим дверям:
— Барышня, матушка настоятельница просила вас завтра же уехать.
— Хорошо, — ответил я. — Но мне нужно с ней встретиться, я бы хотела еще ее полечить.
— Она просила передать, что теперь ей и так легче, а вы приезжайте позже. Сейчас же никак нельзя.
— Ладно, я уеду завтра утром.
Монахиня удовлетворенно кивнула, а я, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Юлию, вошел в нашу тесную келью. Месяц уже взошел и светил в окно, так что видно было и без свечи — Юлина постель оказалась пуста.
Я подумал, что моя красавица женихается со своим Митей, и, сняв платье, упал на кровать. События этой ночи стояли перед глазами, и мне было о чем подумать. Только сделать это я не успел, закрыл глаза и мгновенно заснул.
Когда я проснулся, кровать соседки по-прежнему была не тронута. Мне нужно был выполнять обещание уехать утром, и после скорого туалета я отправился разыскивать Митю, попросить запрячь карету. Однако и его нигде не было видно.
— Сестра, ты не знаешь где моя соседка, — спросил я послушницу, прислуживающую в странноприимном доме.
— Она уехала еще вчера, — ответила та.
— Как так уехала? — поразился я.
— В карете, — ответила девушка.
Мне это сообщение не понравилось, и я чуть ли не бегом бросился в нашу келью. Действительно, Юлиных вещей там не оказалось, как и моего ридикюля, со всеми нашими документами и остатком разбойничьих денег. Меня от неприятной неожиданности пробила испарина. Эта мерзавка стащила не только деньги, но и мои документы, и это было самое неприятное.
«Действительно, я еще не раз вспомню о ней», — подумал я и спешно пошел к кастелянше выяснить судьбу сундука, оставленного на хранение Иваном. Там были оружие, одежда и все мое состояние.
— Да, барышня, что была с вами давеча, уехала, — подтвердила пожилая монахиня, заведующая здешней «камерой хранения».