— О! — обрадовался портной. — Это решает маленький проблем.
— Ну, так что, идем что ли, того этого? — вновь начал проявлять нетерпение истопник, но в этот момент в мастерскую вошла вызванная Штилем кухарка и, как раньше у портного, слова застряли у него на губах.
— О! — произнес он, правда, с другим, чем у немца акцентом, потрясенно глядя на замечательное создание в засаленном фартуке, но с такой богатой телесной фактурой, что я сам немного привял, ощутив себя пигмеем в стане великанов.
Немец приказал кухарке накормить и напоить дорого камрада дорогого князя, но того уже, кажется, никакая водка не интересовала. Евпатий, с остановившимся взглядом, как загипнотизированный, пошел следом за замечательной женщиной.
Любезный портной усадил меня в кресло и укатился вглубь мастерской подыскивать одежду, а я начал сводить в кучку все, что произошло за последние полчаса.
Судя по поведению полицейского, меня уже разыскивают, причем не как воинственную весталку, а как малорослого, худощавого юношу восточной наружности. Кроме того, после драки в трактире, показываться там больше нельзя, как и допустить туда Евпатия. Пока он не в курсе моих подвигов, нужно заставить его отвести меня к Маканье Никитичне и, если она еще не узнала, куда отправили Алю, договориться о связи с ней напрямую, без посредничества истопников.
Это была программа минимум. Максимум, нужно было еще поменять внешность, чтобы не дергаться при встрече с полицией, и решить вопрос со средствами передвижения, если понадобиться срочно эвакуироваться из столицы.
— Это есть замечательный платье! — воскликнул портной, внося на вытянутых руках весьма приличного сукна и покоя сюртук.
Я надел его на себя. К сожалению, он оказался мне велик.
— Мы его будем перешивать! — огорченно предложил портной.
— Погодите, — остановил я его, зацепившись за одну забавную мыслишку. — Вы не можете сделать так, чтобы он мне подошел?
— Как так подошел? — удивился Штиль.
— Моей барышне нравятся гросс мужчины, — объяснил я. — Если подложить внутрь вату, хлопок, чтобы я казался больше?
— О! Это интересный идея! Вы тогда будете красавец мужчина!
На этом наши интересы совпали, портному нужно было сбагрить сюртук, а мне хоть немного изменить внешность. Штиль засуетился и засадил за работу своих лучших белошвеек. Выйти в своем старом платье на улицу я не рисковал, пришлось ждать, пока на быструю нитку не подгонят новую одежду.
Как ни спешили портные, окончили шитье только к обеду. Зато сюртук сидел на мне отменно и выглядел я не таким мелким и тощим, как раньше. Немец с большим удовольствием разглядывал результаты коллективного труда и совсем растрогался, получив за работу щедрую плату. К этому времени мне принесли из соседней шляпной мастерской на выбор несколько треуголок, и я купил в цвет новому сюртуку еще и модную шляпу.
Евпатий, увлекшись ухаживанием за великолепной кухаркой, был неприятно удивлен предложением покинуть портняжную мастерскую.
Уже переодевшись, я заглянул на кухню и застал его в самом возвышенном состоянии духа. Кажется, и он произвел на грандиозную женщину приятное впечатление, что вскоре почувствовали все работники мастерской, оставшись без обеда, который кухарка увлекшись амурами, забыла сварить.
— Пошли, Евпатий, у нас еще много дел, — позвал я истопника.
Тот посмотрел на меня остановившимся взглядом и не двинулся с места.
— Как царица во дворце будешь жить, — вполне членораздельно сказал он кухарке.
— Ах, вы все такие обещальщики! — кокетничая, подкатила небольшие, скрытые в приятной округлости щек, карие очи чаровница.
Мне было интересно последить за тонкими ухаживаниями Евпатия, но время поджимало, и я испортил ему всю малину:
— Нам нужно уходить, — сказал я громко, чтобы на меня, наконец, обратили внимание.
— Чаво? — наконец услышал мой глас вопиющего в пустыне истопник.
— Уходить, говорю, нужно! — третий раз, уже раздраженно, повторил я.
До Евпатия наконец дошло, и он кивнул.
— Я приду, — опять погружаясь в астрал, сказал он кухарке. — Завтрева и приду!
— Оченно мы вам поверим! — откликнулась она. — Коли придете, то улица никому не заказана. Мы гостям завсегда рады.
То, что моему камраду будут особенно рады, я усомнился, глядя на неласковое лицо хозяина.
— Катрин, — строго сказал он, заглядывая через мое плечо на кухню, — обед готовый?
— Ах ты, Господи, — спохватилась она. — Сейчашеньки, Герман Людвигович, приготовлю, ах, ты Господи, совсем сплоховала!
— Красивая баба, — мечтательно произнес истопник, когда мы, наконец, покинули мастерскую.
— И откуда у них, у женщинов этих, что берется! Даже посмотреть — одна сладость!
В принципе, я с ним был согласен, только понимал это в более развернутой и поэтичной форме.
— В трактир идем? — спросил меня Евпатий, когда окончательно пришел в себя.
— Нет, во дворец, мне нужно поговорить с Маканьей Никитичной.
— Ладно, пойдем, — неожиданно легко согласился он.
После утреннего невезения у меня все покатило, как по писанному. В Зимний дворец мы прошли безо всяких затруднений. Царской семьи в нем не было, и у обслуги образовался выходной. Кто грелся на солнышке на набережной, кто просто слонялся без дела. Моя благодетельница обрадовалась приходу свежего, как мне показалось, приятного ей человека.